Оливер Джонсон - Последняя Утренняя Звезда

— Ей осталось совсем мало времени. Она ждет тебя в Сером Дворце. Торопись. Она растеряна и смущена: свет земли погас, она потерпела поражение. И может стать еще хуже, ведь ты пошел вслед за ней и теперь будешь проклят, как и она.

— Не забывай, у меня Жезл: он сможет перенести любого из мира в Тени, от смерти — в жизнь.

Призрак слабо улыбнулся. — Ты напоминаешь об этом мне, Джайалу Иллгиллу? — Потом улыбка растаяла. — Не забывай о проклятии, и о том, что ты обещал мне в Лорне. Когда все кончится, закопай его как можно глубже, друг; никто и никогда не должен найти его.

— Пошли уже, — нетерпеливо сказал Фаран, поворачивая острие алебарды к Уртреду. Но и жрец не обратил на него никакого внимания, впившись глазами в Джайала.

— Дружище, что будет с тобой? — спросил он.

Призрак опять слабо улыбнулся. — Мертвые не могут вернуться в Мир Смертных. Если только кто-нибудь не использует на них Жезл или магию; магию вроде той, которую использовал Манихей, когда встретился с тобой в ту бурю в Тралле. И все-таки я чувствую то же, что и все призраки: страстное желание сделать то, что сделал мой двойник — вернуться с этих пустых равнин в Мир Смертных; по меньшей мере видеть жизнь, хотя и не быть ее частью. Вот почему мы, мертвые, возвращаемся как призраки, идем обратно той дорогой, по которой прошел ты, через портал и опять в мир: каждый день, все больше и больше, с тех пор, как Маризиан открыл его пять тысяч лет назад.

— Я тоже могу взлететь, вернуться и присоединиться к миллионам других душ, толпящихся вокруг солнца, как скворцы в осенней мгле, когда они собираются стаями, чтобы улететь в теплые края. Но сейчас солнце мертво. Я достаточно долго прожил в Мире Смертных, и не хочу вечно бродить призраком по темному небу… — Его голос затих и он уставился на Бездну рядом с мостом.

— В тот день, умирая на поле Тралла, я видел это место, Бездну, — продолжал он. — Я видел, как моих мертвых друзей засасывало туда, как если бы их подхватил поток, падавший в Хель. Они кричали, молили о пощаде, о другой участи. Да, кое-кому из них повезло: их тела сожгли на священном огне Ре, Бог благословил их и они получили огненное очищение! Теперь их души высоко, в Зале Белой Розы.

— Но остальные упали в это ужасное место, Бездну. Остался только я, и, как ветка схваченная вихрем, крутился между Небесами и Хелем, не в состоянии ни взлететь вверх, ни упасть вниз. Потом Жезл унес меня обратно в жизнь, но теперь все вернулось назад.

— Пообещай мне, Уртред, что если царство Ре вернется, ты пойдешь в Тралл. Сейчас там все пусто, уничтожено демоном. Но пирамида из черепов стоит, как и раньше. Мое тело лежит рядом с черепом Манихея. Сожги его как положено, по ритуалу, и я попаду на небеса.

— Обещаю, — ответил Уртред. — И может быть Ре сжалится над тобой.

— Спасибо, ты хороший товарищ, и в жизни и в смерти. Прощай, я должен идти, бродить по этим серым равнинам. Там я найду отца и Манихея, и всех остальных, у которых нет могил и которые не могут отдохнуть.

Сказав последние слова он поплыл к обоим мужчинам. Никто их них не мог отступить влево или вправо, чтобы дать ему дорогу. Оба сделали пару шагов назад, но он плыл на них, не останавливаясь; потом, казалось, просочился сквозь них и оказался на другой стороне.

Они повернулись и какое-то время смотрели, как он медленно идет по мосту к Серым Равнинам и исчезает из вида.

— Ну что ж, мое желание исполнилось: он проклят, по-настоящему, — сплюнул Фаран. — Пошли. — Он подтолкнул Уртреда алебардой.

Они опять пошли дальше по арке моста, взбалтывая ногами туман, который, как вода, переливался через край и пенистыми волнами падал в пурпурные глубины Хель.

Уртред заговорил, не поворачивая головы к своему старому врагу. — Фаран, когда твой повелитель придет на землю, таким будет весь мир. Солнце уже умерло, а мир, как и огонь, горящий в сердце каждого человека, превратится в холодные угли. — Он взглянул на серое небо. — Место без огня, желания, жизни.

Фаран уставился в спину жреца. Он видел все секреты его сердца, видел и отчаяние, овладевшее жрецом. Князь вздохнул: в ноздри ворвался затхлый воздуха, дыхание старика, простудное и затрудненное. — Ты не прав. Будут желания, — гулким голосом сказал он. — Твои желания, твои страсти, жрец, и таких же как ты, созданий огня; но огонь может гореть, только пожирая сам себя: он несет в себе семена собственной гибели. Зато создания Червя бессмертны, они восстанавливают сами себя: чтобы обновиться, создать себя заново, нам нужна только кровь. Благодаря ей мы сможем вечно жить во мраке Исса.

Уртред тряхнул головой. — Ты что, на самом деле думаешь, что твой повелитель считает тебя чем-то лучше навозного жука? Да как только он появится на земле, он смахнет с нее тебя и таких как ты. Ваши души у него и так есть: об этом он позаботился. Чего ради он будет сохранять пустые оболочки?

Он остановился и обернулся. — Посмотри на себя: твое тело гниет; не так как гнет плоть, но как кожаный манекен, набитый опилками, который медленно распадается на куски. Но мы, создания Ре, другие; хотя мы сгораем и, умирая, действительно становимся углями и золой, наша душа не умирает, но только очищается огнем: она поднимается из пепла и летит в солнечный дворец Исса. А ты никогда не полетишь. Исс давно отобрал у тебя душу, и когда эта занятая жизнь, за которую ты так цепляешься, закончится, тебе не останется ничего, кроме вечной тьмы.

— Замечательная речь, — усмехнулся Фаран, — но хотя время умерло, песок еще бежит: Исс спускается на землю, во всем своем величии. Вперед.

Уртред повернулся и без единого слова пошел дальше по крутой арке моста.

Они шли и шли, и все это время дворец не приближался, но тут, внезапно, зачернел над их головами, его стены светились серым светом, который то усиливался, то ослабевал, как если бы над ними проходили невидимые облака. Но не было ни солнца, ни луны, свет которых мог бы освещать их, так что сами стены казались сделанными из мерцающей тени. Мост, превратившийся в узкий пандус, поднимался вверх, уходя в недра здания. Где-то на середине пандуса лежала фигура, лицом вниз. Позади ее находилась арка, за которой тысячи серых теней беспорядочно двигались по двору, окруженному высокими полупрозрачными стенами.

Фаран и Уртред стал взбираться на пандус, туда, где лежала неподвижная фигура. Подойдя, Фаран ударил ее ногой и она перевернулась на спину. Точное подобие Джайала Иллгилла, но совершенные черты лица обезображены черными и пурпурными пятнами. Чума. Это Двойник, не Джайал.

— Он никогда не вернется туда, откуда пришел, — сказал Уртред, глядя на дворец.