Катерина Шишканова - Янтарин

— Например, такие, что девица не должна ломиться к мужчинам в спальни?

Когда только умудрилась забраться на кровать, мягко скользнув на рано расслабившегося наёмника? Тот разжался, будто взведённая пружина, опрокинул девчонку, заложил ей руки за спину. Сплюнул проклятье, глядя, как она спокойно принимает его деспотизм.

— Да хотя бы!

— Я тебя лю… — он прикрыл ей рот. Глаза недобро вспыхнули, в темноте теряя свой золотой цвет, стали скорей жёлтыми и тоскливыми, как у загнанного когда-то наследным принцем волка.

— Я — ветер, сквозняк: залетел в распахнутое окно, разбил вазу и улетел. Я не хочу, чтобы твой уютный мирок просквозило. Или выжгло, это ближе к моей натуре, понимаешь?

— Понимаю, почему фениксы говорят, что сгорают. Они горят по-настоящему, ведь так? Как мы тогда в Сердце Гор. Или в Кулан-Таре.

— Это чушь, я всего лишь поделился огнём, чтобы вызвать дракона или помочь разобраться с некромантом.

— Врёшь.

— Нет.

— Тогда поцелуй и докажи.

— Мы не маленькие дети, чтобы играть в доказательства, — раздражённо бросил он.

Она улыбнулась. Потянулась всем телом, будто мартовская кошка.

— Вот именно, мы взрослые и рассудительные.

Он даже не сообразил, когда она успела высвободить из-под него одну ногу: горячая ступня игриво прошлась по штанине. Процедил что-то сквозь зубы… а уже в следующий момент притянул девушку к себе, зарываясь руками в отросшие мягкие локоны. Канделябр над головой вспыхнул десятками свечей.

— Вот чёрт! Что ты со мной творишь?!

Он вскочил с кровати, злобно взглянул на всё ещё лежащую на смятых простынях девушку, потянувшуюся с гибкостью ласки и перекатившуюся на бок. Задравшийся до колена подол полупрозрачной ночной сорочки скользнул ещё выше по бедру.

Глухой щелчок пальцев — свечи пыхнули и погасли.

— Ох, как мы целомудренны.

— Очень на это надеюсь!

Принцесса согнула ноги, положив одну на другую. Чёртова луна — тут и свечей не надо…

— А то что? Отшлёпаешь меня? — она чувственно провела языком по пересохшим губам. — Тебе не кажется, что все твои слова слегка смазываются недавно произошедшим?

— Фелль, Фелиша, Фелишия, ты хоть соображаешь, куда ты суёшься?

Гельхен схватил её за плечи, встряхнул. Подумал, снял со спинки кровати свой заношенный плащ и накинул на бесстыже потянувшуюся к нему девчонку.

— Я уже говорила — мне всё равно кто ты: человеческий наёмник или наместник бога.

— Мне!.. мне не всё равно, понимаешь? — Он так её и не выпустил, всё сильнее сжимал плечи. Встряхнул ещё раз, но на неё это не действовало. — Я бессмертный выродок, которому однажды хватило смелости отказаться ради тебя от бессмертия, а второй раз — принять его… вместо тебя же. Ты хоть представляешь, каково это — десятки и сотни раз оставлять позади тех, кого знал и любил, только лишь потому, что они, увы, смертны?! Каково это — проснуться однажды утром и услышать от любимого человека: "Уходи" и всё из-за того, что у тебя никогда не появятся морщины или пигментные пятна от старости? Вы не хотите, чтобы вас видели старыми и некрасивыми, вам непременно нужно, чтобы вас запомнили молодыми, сильными и здоровыми, и никак не умирающими. И можешь не говорить мне, что ты не такая — они тоже так говорили и каждый раз я ошибался и верил.

— То есть у нас не может быть будущего, потому что для смертной оно в принципе нереально, а бессмертный не желает пачкаться новыми отношениями?

— Я не желаю пачкать тебя. Можешь сколько угодно фыркать, рычать и рвать меня взглядом, но будет так, как я сказал.

— Я тебе не подчиняюсь, — мигом ощетинилась девушка. Гельхен подавил улыбку.

— Подчинишься рано или поздно.

— Никогда!

Мужчина пожал плечами — к чему лишний раз мутить воду, когда-нибудь круги разойдутся. И Фелиша смирится.

— Не наступай на те же грабли, что и твоя мать.

— Это ты не наступай на те же грабли, что и с моей матерью!

Он громко засопел. Она тоже.

— Почему же тогда Архэлл так не думает, ведь он тоже ступил на эту стезю?

— Он молод и горяч, считает, что ещё может прогнуть под себя весь мир. На самом деле мы всего лишь знаем, где самая слабая точка, и лупим по ней изо всех сил, но это всё.

— Значит ты позволишь Архэллу забрать меня в качестве подопытного кролика и урока на будущее?

Он спокойно посмотрел ей в глаза.

— Это ваш выбор. Я смогу защитить тебя только там, где решаешь ты одна, но дальше вмешиваться я не стану, имей собственную голову на плечах. Я всего лишь твой хранитель, но не камердинер.

— Значит, загубить жизнь с тобой нельзя, а с Архэллом — пожалуйста?

Он угрюмо сверкнул пожелтевшими белками глаз.

— Я всё сказал.

— Отлично… — внутри Фелиши подымалась волна плохо сдерживаемого гнева. — Тогда — ВОН!

Он стоял посреди спальни и непонимающе молчал.

— Я не хочу тебя видеть, — зло выпалила принцесса. — Мне всё равно, как далеко ты умотаешь и как долго я тебя не встречу — надеюсь, никогда, но ты сей же час соберёшься и улетишь на Пламене куда подальше, чтоб здесь даже духу твоего не было. Понял меня, хранитель?

— Дракон твой, — глухо сказал Гельхен.

— Нет, не мой. Он подчиняется твоим командам и лжёт мне, так чей же он? Вы оба видите во мне Иволгу, поэтому иногда позволяете безобразничать, словно шкодливому ребёнку, но я не чувствую Пламеня так, как должна была бы. Мне без него плохо, но терпимо. Думаю, когда вы утрясёте ваши тёмные делишки, он вернётся сюда. А я буду ждать. Так ему и передай, Феникс.

— У меня другое имя, — сквозь зубы процедил мужчина, недобро сверкая вмиг потускневшими очами.

— У тебя его вообще нет, судя по всему, но большинство наших общих знакомых именуют тебя именно так, так почему мне быть исключением?

— Потому что моё имя Гельхен, — упрямо возразил наёмник.

— Нет. И я даже сомневаюсь, что ты вообще его помнишь. Ты отрёкся от прошлого имени в наказание за смерть Иволги. Ну так вот тебе новость — никому к чёрту не нужна твоя жертва! Ни Лейм, ни Лиам, ни Родомир, ни Ферекрус не считают тебя виноватым, иначе бы давно прекратили вспоминать старое прозвище. А они упорны в своих убеждениях и тебя это бесит. Но они правы, ты — Феникс.

Он склонил голову.

— Как пожелаете, моя принцесса.

— Нет. Не твоя, — соскользнула с кровати и растворилась в темноте замковых коридоров.

Феликс осторожно разжал тонкие хрупкие на вид пальцы сестры и вытащил здоровенную книгу в кожаном переплёте с тиснёными заковыристыми буквами на обложке: "Воины-фениксы. История". Склонился и подул в ухо. Фелиша заворочалась, открыла воспалённые с ночи глаза, недоумённо хлопая ресницами.