Феликс Крес - Королева войны

Она очень внимательно его слушала.

— Значит, на самом деле нет никаких трех сестер? Это всего лишь выдумка?

— Они были много веков назад, но их уже нет и не будет. Да, ваше высочество, это выдумка. Воплощенная на какое-то время, но только выдумка. Ты не Роллайна, Анесса же — не твоя сестра Сейла.

— Откуда ты можешь знать, мудрец Шерни? Ведь это лишь твои предположения.

— Да, предположения, но основанные на общих законах, которым подчиняется Шернь. Ваше высочество, ты много раз спрашивала меня, откуда я могу знать, как я могу быть уверен, на что я опираюсь… Я всегда отвечал тебе одинаково и сейчас снова отвечу: о Шерни ничего не известно наверняка. Описанная и посчитанная, заключенная в сотнях и тысячах математических моделей, она все еще недоступна полному пониманию. Посланник — это тот, кто… — Готах поднес палец к уху, как делал всегда, пытаясь найти наиболее подходящее определение, — тот, кто может постичь саму суть. Посланник — это, как и любое разумное существо, кривое отражение Шерни на земле, но отражение, которое понимает, на чем основано искажение картины. Я могу представить себе, как выглядит истинная картина, и Шернь это подтверждает, предоставляя в мое распоряжение всю собственную мощь. Но, однако, я не сама Шернь, ваше высочество, и у меня нет ничего, кроме собственных представлений. Человеческих представлений о чем-то совершенно нечеловеческом, не похожем ни на что существующее. Представлений, истинных в общих чертах, касающихся сути, но не более того.

— Ваше благородие, нельзя ли об этом рассказывать… не знаю, как-то иначе? Каждый раз, чем больше ты пытаешься объяснить мне суть связанных с Шернью проблем, тем меньше я понимаю, — призналась Эзена.

— Это касается не только Шерни, княгиня, — заметил Готах. — Это касается вообще всего. Любую проблему легко изложить в нескольких словах, но если докапываться дальше, приходится вдаваться в детали, и тогда… как у вас там говорится в Армекте? Тогда и выясняется, где собака зарыта. Ну конечно же! — сказал он, видя выражение ее лица. — Хватит и десяти слов, чтобы объяснить, как действует и для чего служит арбалет. Но начни расспрашивать про спусковой механизм, способ изготовления тетивы и материал, из которого она сделана, потом еще откуда этот материал берется и почему он должен быть именно таким — и сама увидишь, ваше высочество, много ли ты из этого поймешь. И куда мы забредем, задавая все новые вопросы. Наверняка на выращивании пеньки и обработке железа дело не кончится.

— Ты смог бы объяснить в десяти словах, ваше благородие, как действует и для чего служит арбалет? — задумчиво спросила она. — А если бы перед тобой оказался человек, который ничего, действительно ничего не знает о Шерни? Ты смог бы объяснить ему в десяти словах, что это такое и для чего служит?

— Интересная мысль, ваше высочество… Я бы поторговался. А в ста словах?

— Пусть даже и в ста, но не вдаваясь в мельчайшие детали.

— Думаю, ваше высочество, что все это — оттуда. — Он показал на ночное небо над садом за окном. — Со звезд, ваше высочество, не с этих мерзких туч. Немало таких… сущностей населяют миры, подобные нашему, ибо можно считать, что миров на самом деле очень много. Эти чужие сущности простираются над сушей, а частично на ней, и та их часть, которая лежит на земле, — это мы, а точнее, разум. Та часть, что находится здесь, на земле Шерера, — вспомогательная по отношению к той, что там, наверху, каким-то образом необходимая для ее существования. Обе части отличаются друг от друга столь сильно, насколько это только возможно, и вместе с тем подчиняются одним и тем же законам. Прежде всего — закону вечной войны, борьбы за власть. Светлые и Темные Полосы бывают активные и пассивные, и точно так же тут созидательные силы разума сражаются в вечной войне с силами разрушительными. Это первый из законов всего: закон равновесия. Равновесие всего — это компромисс между желанием перемен и необходимостью что-то сохранить. То же происходит и там, — он показал пальцем вверх, — только без участия разума. То, что наверху, судя по всему, бессмертно; то, что внизу, — в каком-то смысле тоже, ибо смерть — это всего лишь момент, в который душа разумного существа возвращается к Полосам и растворяется в них, а содержащиеся в этой душе активные и пассивные элементы возвращаются на свои места, в соответствующие Полосы, из которых они родились. Таков, ваше высочество, самый короткий рассказ о Шерни. Ты посчитала слова?

— Нет, но даже если их было сто, то у меня тоже сразу сто вопросов. И это полная картина Шерни и Шерера, ваше благородие?

— Ну нет, ваше высочество, так у нас разговор не получится… «Устройство, служащее для метания стрел с помощью натянутой тетивы» — это полная картина арбалета? Может, и полная, но до какой степени верная и точная? А в какой степени сложность устройства арбалета соотносится со сложностью устройства Шерни? Именно потому, что в ста словах все объяснить не выйдет, мы говорим о Шерни уже полгода, я же сражаюсь с ней уже полвека. И довольно часто у меня при этом создается впечатление, что это не имеет смысла и совершенно безнадежно, — признался он.

— Иногда мне кажется, ваше благородие, — сказала она, — что ты… презираешь Шернь. Не уважаешь ее.

Он задумался.

— Презираю? Нет, госпожа, даже напротив: я восхищаюсь этой… этой удивительной сущностью над миром. Но уважаю ли? На самом деле — нисколько. Уважать я могу только ту часть Шерни, которая лежит на земле, да и то не каждую без исключения. Какое-то живое существо, которое мыслит, чувствует, страдает и принимает решения, — да. Но та мерзость наверху, сколь бы сложно устроенной и могущественной, сколь бы интересной она ни была, — всего лишь именно мерзость. Мы здесь — ее пот, дыхание и выделения, вообще неизвестно что, нечто такое, что ей зачем-то потребовалось выплюнуть на землю. И мы рождаемся, умираем, мучаемся… Полбеды, если мы лишь радуемся и уходим, счастливые, во сне. Древний народ шергардов по-особому относился к материнству и отцовству. Тот, кто решался породить на свет новых людей, совершал тем самым чуть ли не недостойный поступок и дальнейшей своей жизнью должен был доказать, что действительно знал, что делает, а все остальные ошибались. Чтобы загладить дурное впечатление, он воспитывал своих детей так, чтобы они были всегда сыты, счастливы, гордились самим своим существованием, своими родителями, а все вокруг гордились этими детьми. Каждый родитель до конца жизни должен был отвечать за все, что совершали его потомки, ибо без его родительского решения не было бы и этих поступков. Если ты что-то создаешь, рассуждали шергарды, то нужно знать, что именно, и отвечать за это или, что удобнее и благоразумнее, отказаться от подобной мысли. Короче говоря, там считалось, что произведение на свет потомства — это не привилегия или глупость, но огромная ответственность, что нужно было впоследствии доказать или носить клеймо всю жизнь, обычно, впрочем, недолгую, поскольку на эшафот вместе с детьми-преступниками шли родители… Так вот, ваше высочество, то, что висит над миром, ничего не доказало. Такой вот неудачный родитель шергардов. Трудно презирать то, что неразумно и мертво, но уважать? А за что? Я понимаю Шернь и не обижаюсь на нее, — с улыбкой добавил он. — Я принял к сведению, что являюсь, что все мы являемся крошечными деталями большой машины, которая действует так, как должна. Но я ничего не должен этой машине, и ты, госпожа, тоже. Цени себя выше! Подумай о Шерни как о большом корабле, с которого ты сошла на берег и предоставлена самой себе. Этому кораблю, сколь бы прекрасен и могуществен он ни был, нечего делать на суше, он ничем тебе не поможет и не повредит, трудно и питать к нему благодарность за то, что он высадил тебя на острове. Построй там свое королевство, и все. Корабль приплывет еще раз, чтобы забрать твой труп. Но это тебе уже ничего не даст.