Маргарет Уэйс - Судьба Темного Меча

— Отец! — хрипло воскликнул юноша.

Позабыв об огненных оковах, он быстро шагнул вперед. Раздалось шипение, по комнате поплыл запах обгоревшей плоти. Юноша шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы, но не вскрикнул от боли.

Далчейза удивило, что пленник знает Сарьона, но еще больше его удивила реакция самого Сарьона. Каталист отвел взгляд и непроизвольно вскинул руку — не так, как будто хотел защититься от нападения, а как будто считал себя недостойным прикосновения.

— Дьякон Сарьон знает, что происходит, и вам я тоже сейчас все объясню, брат Далчейз, — невозмутимо продолжал епископ Ванье. — Как известно, законы Тимхаллана требуют, чтобы все преступления, которые касаются каталистов или угрозы королевству, разбирал суд каталистов. Всеми прочими преступлениями занимаются Дуук-тсарит.

Далчейз почти не слушал Ванье. Он знал законы и уже догадался, что речь наверняка идет об угрозе государству. Правда, Далчейз не понимал, каким образом этот молодой человек может угрожать королевству. Каталист внимательно присмотрелся к пленнику. И когда рассмотрел его как следует, то поверил — да, этот юноша действительно может представлять угрозу.

Мрачные черные глаза юноши, который смотрел на Сарьона, буквально пылали от внутреннего жара. Эти глаза показались Далчейзу знакомыми. Где же он мог их видеть? Широкие, густые черные брови, сошедшиеся в одну линию над переносицей, свидетельствовали о необузданной, порывистой натуре. Упрямый подбородок, решительное, волевое лицо, роскошные черные волосы, рассыпавшиеся по плечам крупными локонами, гордая посадка головы, бесстрашный взгляд... Да, этот юноша определенно был сильной личностью, он вполне мог сдвинуть с места звезды, если ему заблагорассудится.

«Но где же я мог его видеть?» — снова и снова спрашивал себя Далчейз. Каталист злился оттого, что знает это подсознательно, но никак не может догадаться, что же именно он знает. «Я уже видел этот царственный наклон головы, эти великолепные блестящие волосы, этот величественный взгляд... Но где?»

— Молодого человека зовут Джорам.

Когда прозвучало имя юноши, внимание Далчейза снова обратилось на епископа. «Нет, это имя ничего для меня не значит, — разочарованно подумал он. — И все же я знаю...»

— Он обвиняется во многих преступлениях, не последним из которых является угроза безопасности королевства. Именно поэтому судить его будем мы. Возможно, вы недоумеваете, дьякон Далчейз, — почему нас здесь только трое? — В голосе епископа Ванье зазвучали мрачные нотки. — Полагаю, вы поймете это, когда я изложу ужасные и потрясающие подробности преступлений этого молодого человека.

— Джорам! — сказал епископ резким, холодным голосом, очевидно, рассчитывая таким образом привлечь внимание подсудимого к себе.

Но юноша обратил на него не больше внимания, чем на говорящего попугая. Джорам пристально смотрел на Сарьона. Каталист сидел, сложив руки на коленях и понурив голову. Далчейз подумал, что из них двоих подсудимым почему-то кажется не юноша, а каталист.

— Джорам, сын Анджи! — снова заговорил епископ, на этот раз с заметным раздражением. Колдун произнес слово — и огненные кольца теснее сомкнулись вокруг молодого человека. Почувствовав их жар, подсудимый неохотно перевел мрачный взгляд на епископа. — Ты обвиняешься в преступном сокрытии того, что ты — Мертвый. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Джорам — очевидно, молодого человека действительно так звали — отказался отвечать, только надменно вздернул подбородок. Это движение показалось Далчейзу до боли знакомым — но он по-прежнему не мог догадаться, почему этот юноша кажется таким знакомым. Далчейз определенно знал его! Но не узнавал. Далчейз был раздосадован точно так же, как от зуда между лопатками, куда невозможно дотянуться, чтобы как следует почесать.

Дуук-тсарит произнес еще одно слово. Огненные кольца вспыхнули, раздалось ужасное шипение, снова запахло опаленной плотью. Подсудимый сдавленно ахнул от боли.

— Признаю, что виновен, — сказал Джорам, но он сказал это с достоинством, громко и внятно. — Я родился Мертвым. Такова была воля Олмина — как сказал мне тот, кого я уважал и почитал.

Юноша снова посмотрел на Сарьона. Сарьон был так подавлен словами подсудимого, что, казалось, никогда уже не оправится от такого потрясения.

— Джорам, сын Анджи, ты обвиняешься в убийстве надсмотрщика в деревне Уолрен. Ты обвиняешься в убийстве колдуна Дуук-тсарит, — безжалостно продолжал Ванье. — Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Виновен, — снова сказал Джорам, на этот раз уже не так гордо. Мрачное лицо стало непроницаемым. — Они заслужили смерть, — негромко пробормотал он. — Один из них убил мою мать. Второй был злодеем.

— Твоя мать напала на надсмотрщика. А злодей, как ты его назвал, действовал в интересах королевства, — холодно заметил епископ Ванье.

Молодой человек не ответил, только посмотрел на епископа, сурово и надменно.

— Это тяжкие обвинения, Джорам. Олмин запрещает отнимать жизнь, каковы бы ни были обстоятельства. За одно только это ты заслуживаешь изгнания за Грань...

Наконец что-то дрогнуло в Сарьоне, и он пробудился от ступора, в который его повергло отчаяние. Каталист поднял голову и быстро посмотрел на епископа Ванье. Далчейз заметил, как вспыхнули глаза каталиста, — во взгляде загнанного животного промелькнул гнев, смешанный со страхом. Епископ же как будто не заметил, что Сарьон на него смотрит.

— Но эти преступления меркнут перед преступлением против королевства, за которое ты будешь осужден...

«Так вот почему нас здесь только трое, — понял наконец Далчейз. — Государственные тайны и все такое... И конечно, понятно, почему меня сделали кардиналом — чтобы заткнуть мне рот».

— Джорам, сын Анджи, ты обвиняешься в причастности к чародеям Темных искусств. Ты обвиняешься в том, что читал запрещенные книги...

Далчейз заметил, что черные глаза юноши снова обратились на Сарьона. Но на этот раз по взгляду Джорама было заметно, как он потрясен. А Сарьона снова оставило всякое присутствие духа, он виновато съежился и поник. Далчейз видел, как опустились широкие плечи юноши. Джорам вздохнул. Вздох был едва слышным, но в нем звучала такая невыносимая боль, что даже у циничного Далчейза дрогнуло сердце. Джорам отвернулся от Сарьона, опустил гордую голову. Черные волосы упали ему на лицо — юноше как будто хотелось навсегда укрыться за этой темной завесой.

— Джорам! Прости меня! — выкрикнул Сарьон и с мольбой протянул руки к подсудимому. — Я должен был им рассказать! Если бы ты только знал...

— Дьякон Сарьон! Вы забываетесь! — одернул его епископ Ванье резким, пронзительным голосом.