Гай Кей - Древо Жизни

— Я знаю, о чем ты спрашивал. — Пожалуй, тон у нее был даже язвительным. — Я — Лила. Это я призвала Финна дан Шарара совершить Самый Долгий Путь. Во время та'киены. И за это лето ему Долгий Путь выпал целых четыре раза.

Лорин прищурился; он тоже слышал об этом.

— И Джаэль сама предложила тебе стать послушницей?

— Да. Два дня назад. Она очень мудра.

Отважное дитя. И дерзкое. Пора взять инициативу в свои руки, решил маг.

— Я бы не сказал! — жестко возразил он. — Раз послушницы Храма осмеливаются судить свою Верховную жрицу, а ее посланницы передают адресатам не то, что она велела, а то, что хочется им самим.

Девчонку это отнюдь не смутило. Равнодушно пожав плечами (и тем самым как бы признавая справедливость утверждений Лорина), она повернулась и не оглядываясь стала подниматься на вершину холма, где находилось святилище Богини.

Лорин попытался было ее догнать, но она шла слишком быстро, и он вынужден был в кои-то веки признать свое поражение.

— Постой-ка, — окликнул девочку Лорин и услышал, как за спиной у него насмешливо фыркнул Мэтт. — Что ты хотела сообщить мне? — Он прямо-таки видел, как ухмыляется сейчас гном. Ну что ж, вздохнул он, это действительно довольно смешно.

— Что он жив, — только и сказала Лила. И сразу беседа их перестала быть смешной и забавной.

Его давно уже окружала тьма. И казалось, что неведомые силы куда-то влекут его, потому что звезды сперва были совсем рядом, а потом вдруг стали невероятно далекими и словно померкли. И все вокруг сразу потемнело.

Затем перед ним возникли какие-то расплывчатые тени, колеблющийся свет свечей — казалось, он смотрит сквозь залитое дождем стекло, — и движение прекратилось. Его больше никуда не несли, но все равно было ощущение того, что некая волна вот-вот подхватит его и унесет в темное море, где все кончается и пропадает навеки.

Не кончалось почему-то лишь одно: его собственная жизнь.

Да, он был жив.

Пол открыл глаза. Он преодолел очень долгий путь. И теперь, после этого путешествия, ему казалось, что он лежит на постели в незнакомой комнате, где горят свечи. Он был очень слаб, чтобы понять, наяву ли видит все это. Странно, но физической боли он почти не чувствовал. Зато его вдруг пронзила совсем иная боль — этой боли раньше не было доступа в его душу, и сейчас она казалась ему почти непозволительной роскошью. Он один раз очень медленно вздохнул, и этот вздох, безусловно, означал жизнь, а потом он вздохнул во второй раз, как бы приветствуя возвращение печали.

— О, Рэчел! — прошептал он едва слышно. Когда-то он строго-настрого запретил себе произносить это имя. Но теперь что-то произошло — еще до того, как он умер, — и он обрел право выпустить свое горе наружу.

Вот только, как оказалось, он не умер, он остался жив! Страшная мысль пронзила его подобно кинжалу: неужели он остался жив, потому что потерпел неудачу? Неужели? Ему стоило невероятных усилий чуточку повернуть голову, но зато он увидел чью-то высокую фигуру у своей постели и огромные глаза, пристально смотревшие прямо ему в лицо.

— Ты у меня в Храме, — услышал он голос Джаэль. — А за окном идет дождь.

Дождь. В глазах жрицы был вызов, но в данный момент ее претензии были ему совершенно безразличны. Разве имеет сейчас значение какая-то жрица? И он снова отвернулся от нее. Главное, идет дождь! И он жив. Значит, Морнир отослал его назад? Стрела Бога…

И он ощутил тайное присутствие Морнира — у себя в душе, точно тяжкое бремя, требующее неусыпных забот. Нет, пока еще можно было немного отдохнуть, полежать неподвижно, пробуя на вкус ощущение обновленного бытия — впервые за такой долгий период, за целых десять месяцев. И три ночи, которые на самом деле были вечностью. О, ему разрешено было даже немного радоваться! И он, закрыв глаза, провалился поглубже в подушку. Он был ужасно, отчаянно слаб, но и это сейчас ему казалось совершенно нормальным: ведь там шел дождь!

— С тобой говорила сама Дана!

В голосе жрицы отчетливо слышался гнев. Нет уж, хватит с него гнева! И он сделал вид, что не слышит ее. «Кевин, — думал он. — Я очень хочу его видеть. И непременно скоро увижу. Вот только немного посплю».

Джаэль изо всех сил хлестнула его по лицу, случайно оцарапав до крови:

— Ты находишься в святилище! Отвечай же!

Пол Шафер открыл глаза и посмотрел жрице в пылающее гневом лицо со своей обычной презрительной и холодной усмешкой. И на этот раз взгляд отвела Джаэль.

Но вскоре она снова заговорила — монотонно, не отрывая глаз от пламени свечи:

— Всю жизнь я мечтала услышать, как говорит Богиня, увидеть ее лицо… — Горечь обесцветила ее голос, сделала его безжизненным. — Но мне это дано не было. И я не услышала ни слова. А тебе, мужчине, отвернувшемуся от нее, отдавшему себя Морниру, она явила свою милость просто так, ни за что. Неужели ты удивлен тем, что я так тебя ненавижу?

Ровный тон делал эти слова куда более пронзительными, чем все ее гневные выкрики. Пол помолчал немного, потом с трудом ответил:

— Я ведь тоже ее дитя. Не завидуй же тому дару, который она предложила мне.

— Ты свою жизнь имеешь в виду? — Джаэль снова смотрела прямо на него; при свете свечей она казалась особенно высокой и стройной.

Он попытался покачать головой, но этот жест пока что требовал слишком больших усилий.

— Нет, — прошептал он. — В самом начале — возможно, но не теперь. Жизнь мне даровал Морнир.

— Ничего подобного! Ты, оказывается, куда глупее, чем я думала, раз не узнал явившуюся тебе Дану!

— Неправда, я прекрасно ее узнал. — Ему совершенно не хотелось с ней пререкаться — слишком высокие материи она затронула. — И понял ее лучше, чем понимаешь ты, жрица. Богиня действительно была там, и она действительно вмешалась в ход событий, но не ради спасения моей жизни. Ради чего-то совсем иного! А спас меня именно Морнир. И выбор был за ним. Ведь Древо Жизни принадлежит ему, Джаэль.

Впервые он увидел в ее огромных глазах искорку сомнения.

— Но, значит, она все-таки была там? Она с тобой говорила? Скажи, о чем она с тобой говорила?

— Нет, — решительно ответил Пол.

— Ты должен сказать мне. — Но теперь Джаэль уже не приказывала, не требовала. И ему казалось, что он действительно что-то должен, что-то хотел сказать ей, но усталость путала его мысли. У него просто не было сил, он настолько устал, настолько был весь выпит до капли… Выпит… Он только сейчас осознал, что страшно хочет пить.

— Ты прекрасно знаешь, — сказал он с некоторым нажимом, — что я не пил и не ел целых три дня. Неужели не найдется…