Олеся Шалюкова - Пустыня смерти

— Рамир?

Напарник молчал.

Замолчала и я, отдаваясь во власть мягких волн забвения и спокойствия. Если он не хочет говорить, я же не могу его взять и заставить?

Если он хочет что-то скрыть, то я не буду настаивать, я послушаю возмущённый ропот промокшего песка, рассказывающего байки обо всем на свете…

— Я знаю точно, где моё тело. Но обычным людям нет туда хода.

— А кому есть?!

Рамир помолчал. Песчинки за шатром замерли, прислушались и подхваченные ветром помчались прочь, дальше от шатров и дальше.

— Потерянным детям. Слышала о таких?

— Об отверженных слышала. Сама к ним как-никак отношусь. А вот о потерянных детях — никогда, — неожиданно для себя слукавила я. — Кто они?

— Дети двух миров, не принадлежащие толком ни одному, ни другому, и не сделавшие выбор, когда сделать его надо было.

— Выбор? Зачем делать выбор?

— Невозможно быть и тем, и тем сразу, нужно выбирать что-то одно. Тот, кто не выбирает — умирает.

— Почему?! — неподдельно изумилась я, ощущая, как мысли начал подтачивать неприятный червячок сомнений. О чём сейчас говорит мой мёртвый напарник? Что именно имеет в виду? О чём таком опасном он говорит?

— Шаманы могут объяснить лучше, но… Представь себе, воду из кувшина льют в чашу. Вода между кувшином и чашей льётся всего несколько биений сердца. Так и Потерянные дети. Как вода, они — меж двух берегов. Нужно выбирать, потому что если этого не сделать, сила уничтожит своего хозяина. И ничего хорошего не получится…

Я не услышала очередную страшилку, обещающую мне, что всё будет плохо-плохо. Я услышала другое, что детям можно пройти туда, где обычным людям делать нечего. Граница.

Рамир сейчас говорил о границе пустыни!!! Там, где был Хан, где белые мухи парили над снегом, превращая в алое крошево каждого, кто осмелится перейти через страшную границу…

— Что ты делал на границе? — резко спросила я.

Надо было спокойнее, плавнее, но всё во мне кричало, что я нашла нужное, что я нашла то самое главное, то важное, что искала!

И теперь нужно было только не свернуть! Только не сворачивать.

Вперёд.

Сила, которую я уже и не чаяла услышать, снова побежала по жилам, заставляя сердце заходиться в отчаянном стуке. Я снова слышала пустыню. Её недовольный рокот. Я слышала каждую песчинку, не только слышала, но и понимала змей.

Их слова, их тревогу.

Я ощущала кожей, что рядом с моим шатром трое воинов, и нет в этом маленьком ауле деда. Песчинки-ябеды подсказали, что охраняют здесь не меня от окружающего мира. Воины здесь для того, чтобы я никуда не делась!

Дед своими какими-то методами понял, что я ещё не сделала выбор, и собирался сделать всё, чтобы я никуда не делась, пока не приму решение, жить мне как человек или змея.

Но чтобы змеиное дитя приемлемыми считало полумеры?! Нет! Нет.

— Рамир?

— Я был вором и убийцей, — усмехнулся мне в лицо мёртвый напарник. — Я был одним из потерянных детей. Я был учеником твоего деда. Он рассказал мне однажды легенду о Сердце пустыни — огромном алом камне, продав который, можно купить себе целый город и ещё на безбедное существование останется. Я решил, что зачем этот камень будет валяться где-то там, в груде костей. Ну, и подумаешь, до меня взять этот камень пробовали сотни людей. Я считал себя лучшим.

— Ты пошёл на границу.

— Конечно. Я пошёл на границу… Я пошёл туда пешком. Это было не слишком далеко от того места, где я жил… Дошёл. Я увидел белый песок… — Рамир замолчал, собираясь с силами, собираясь с храбростью, — костяной песок, мелкий-мелкий. Я увидел души павших, привязанных к границе. Я увидел камень. Сердце пустыни казалось живым и страдающим, я протянул к нему руки, желая помочь.

— И?!

— И умер, — просто сказал Рамир. — Мои кости сейчас так и лежат в костяной долине. Невозможно дать мне возможность отправиться на перерождение, не уничтожив границу, а граница — вечна.

Граница не была вечной, больше не была! Но из всех на Аррахате об этом знала сейчас только я одна.

Можно было найти другого потерянного ребёнка и отправить туда, но зуд во мне уже разгорелся до пожара.

— Отведи меня туда!

— Что?

— Отведи меня к границе! — потребовала я, лихорадочно сверкая глазами.

— Зеоннала. Ты не пройдёшь. На границу пройти может только потерянное дитя.

— А это мои проблемы.

— Моё тело хоронить все равно бесполезно.

— Рамир, просто отведи меня туда.

Но напарник униматься и не подумал:

— Там опасно!

— Это мои проблемы.

— Тебе ничем не поможет… — наткнувшись на мой яростный взгляд Рамир отшатнулся, потом нашёл ещё один довод. — Ты на ногах не стоишь! А там — зыбучие пески.

— Пройду.

Убедить привидение я не смогла, но ослушаться ещё больше он не мог — браслет, с каждым мгновением сжимающий его руку всё сильнее, был на моей стороне.

И Рамиру пришлось сдаться:

— Я проведу тебя. Всё равно ничего не получится, мы вернёмся быстрее, чем вернётся твой дед.

Я молчала.

Почему он так уверен в том, что я не смогу? Почему он так уверен в том, что я слабее?! Как же так? Мы уже столько времени вместе… А всё, что Рамир видел — это женщину, в шелках, прекрасную Танцовщицу.

И не более того.

Он не видел во мне змеиного проводника. До сих пор.

Я до сих пор оставалась для него всего лишь той, что сказала так, той, что сказала ну, не совсем неправду, а просто выдала желаемое за действительное!

— Куда нам нужно идти? — спросила я.

Рамир помолчал, потом покачал головой:

— Это билет в один конец. Ты, как и я — не вернёшься обратно.

— Что мне делать, — огрызнулась я, — решу сама. Куда нам?

— В центр Аррахата. Там, где зыбучие пески кольцом непроходимых топей охватывают костяную долину Смерти.

— Отлично. Отправляемся немедленно, — постановила я и… Немного поторопилась, заодно переоценив свои возможности.

Как-то не пришло мне в голову, что после стольких дней на шкурах, я просто не смогу подняться. Что тело, которое долгое время было моим оружием и моим единственным союзником, откажется хотя бы просто двигаться.

— Что это такое вообще? — рассердилась я от души. А потом осознала. Хвост. Там, во дворце, единственным шансом на побег — было стать единой в двух ипостасях. Женщина с змеиным хвостом. У меня хвост был всего несколько мгновений, но этого оказалось достаточно, чтобы моё обычное тело кричало от боли. И «обычное» ли?!

«Когда поменяешь шкуру, поймёшь».

Может быть, человеческий облик — это и есть моя шкура? И тогда я настоящая, вот такая — двуединая? Но тогда мне не будет места даже в Аррахате. Какая разница тогда? Ощущая, что мир вокруг стал для меня пустым и бессмысленным, я содрогнулась, обняла себя за плечи.