Танит Ли - Героиня мира

Как и предсказывал Фенсер, конь вернулся к нам, и он взнуздал его, сняв оголовье с другой лошади. Остальных коней он не стал трогать и к покойникам тоже не прикоснулся. Он упомянул о том, что несколько позднее их, вероятно, похоронят. Фенсер заговорил об этом не из религиозных побуждений и, уж конечно, не из сочувствия. Он сказал, что ему не по душе оставлять гниющие трупы, которые будут пугать овец и детишек с фермы, ведь можно поступить иначе.

Он усадил меня на коня и повел его на поводу. А потому мы больше не дотрагивались друг до друга.

Я выкупалась в реке, деликатно укрывшись за миртовым навесом. Вместе со сдержанностью пришла и странная стеснительность. Я не знала, что произойдет между нами теперь.

К седлу, которое Фенсер снял с чужой лошади, оказалась приторочена фляжка с резким на вкус вином. Оно да еще чистая вода помогли нам поддержать силы.

Спустя некоторое время Фенсер растянулся на земле и заснул.

Он выглядел как всякий молодой человек во сне. Лишь тени вокруг закрытых глаз стерлись не до конца. Мне хотелось поцеловать его, но я его не знала, не представляла, насколько чутко он спит, не хотела злоупотреблять возможностью или создавать впечатление, будто хочу его к чему-то подстрекнуть. Я смыла с юбки кровь, ткань постепенно высохла на солнце. Над колокольчиками кружили пчелы. Неподвижные камни застыли, словно неизбывное неясное знамение.

У меня возникло ощущение пустоты, не от счастья и не от грусти. Мне казалось, что я в одиночестве, но в то же время я со всей полнотой чувствовала присутствие Фенсера. Как будто до сих пор со мной ничегошеньки не происходило, как будто у меня не было прошлого.

На закате появился Ирменк.

Он держал губы крепко сжатыми до той минуты, пока не раскрыл рот и не сказал:

— Сколько жизней насмарку.

— Все? — спросил Фенсер.

— И у тебя тоже?

— Да.

— Может, люди Мейи возьмут эти заботы на себя. Я могу отвести их на место.

Кобыла Ирменка осталась при нем, и он привел ее с собой; она обнюхала мерина и принялась щипать вместе с ним травку у реки.

— Мы прекрасно доберемся, — сказал Ирменк, — если поведем лошадей на поводу. Через часок-другой уже будем в деревне.

— Арадия, ты сможешь пройти пешком еще несколько миль? — спросил меня Фенсер.

Я ответила, что смогу.

Без лишнего шума мы прошли вершину холма и начали спускаться в котловину, где солнце клонилось к горизонту. Край неба расцветили разнообразные оттенки красного цвета, а у нас за спиной, на востоке, рождалась темнота. Деревья и земля источали буйный аромат. Сверчки застрекотали, смолкли и застрекотали вновь.

Внезапно в расселине меж двух холмов под небосводом показалось море. Солнце как раз начало уходить под воду, еще мгновение назад оно было на месте, огромное, сияющее, а теперь уже скрылось. Все огни постепенно побледнели, и падавший на наши лица свет угас.

— Деревня там, внизу, — сказал мне Фенсер, — деревня Дженчира. Поначалу нас с Ирменком вынесло туда.

— Ну и ночка была, — сказал Ирменк, и оба рассмеялись.

Я понадеялась, что они расскажут об этом, но они не стали.

Вместо этого Фенсер спросил:

— Скажи, Ирменк, что ты намерен предпринять?

— Пожалуй, я приму ее предложение. Посмотрю, как люди живут в Кирении.

— Да, Мейя не глупа.

— А ты? — спросил Ирменк.

— Поищу другое место, — ответил Фенсер. — Кажется, Китэ может оказаться интересен.

Больше они ничего не сказали.

По темнеющей земле мы стали спускаться к морю.

В целом деревня Дженчира являла собой беспорядочное скопление рыбацких домиков на берегу залива. На скалистом мысу в вышине образовалась квадратная площадка; там стоял храм, посвященный повелителю моря, и три-четыре красивых дома. Пятый находился чуть подальше, возле полей и виноградника, в нем и жила Мейя.

Мне не рассказывали подробностей ее встречи с Ирменком. Возможно, она произошла невзначай, на рынке, или же при романтических обстоятельствах — ей случилось проходить по берегу вскоре после того, как он, этот великолепно сложенный великан с черными волосами, с которых струями стекала соленая вода, подобно богу вышел из моря. Но несомненно, они давно уже стали любовниками.

Мейя была киренийка, точнее говоря, тройянка — жительница старых провинций, расположенных у реки Тройос. Там находились ее поместья, но кто-то из знакомых ее семьи помог ей приобрести землю и в Дженчире, где она прожила затворницей несколько лет.

Она обладала поразительной внешностью. Золотые, как само золото, волосы, глаза цвета спелого меда, а на золотистой коже летней позолотой еще лежал загар. В росте она не уступала мужчинам и была выше многих. Но Ирменк перещеголял ее. Нетрудно было заметить, что в конце концов это пришлось ей по вкусу.

Стоило нам постучать в ворота, как нас тут же впустили.

Дом с двумя внутренними дворами и лишь половинкой верхнего этажа, где располагалась спальня хозяйки и служебные помещения, казался воздушным, пасторальным.

Но у нее целых три поместья, так что золотая у нее не только внешность.

Я всегда отличалась застенчивостью, а Мейя окончательно смутила меня. Она держалась, как королева, а увидев Ирменка, поцеловала его при нас и при всех слугах, нимало никого не стесняясь.

За обедом они с Ирменком принялись обсуждать детали его отъезда, явно продуманного заранее. Она все устроит, и он отправится с одним из надежных рыбачьих судов вдоль побережья, а затем по реке Тройос, ведь установилась хорошая погода. А через некоторое время она его нагонит. Они улыбались друг другу.

Мейя сказала Фенсеру, что готова рабски ему служить, пусть только отдаст распоряжения.

Он снова проговорил:

— Пожалуй, Китэ представляет собой некоторый интерес.

Мейя ответила, что кое-что слышала об этом.

— Как ты будешь туда добираться?

— Через порт Тули, — сказал Фенсер. Он не предвидел осложнений. «Двексис» уже выпустил стрелу, и она пролетела мимо цели.

— Без меня ему ничто не угрожает. Он бросается в глаза только в компании со мной, — сказал Ирменк.

— Да, — согласилась Мейя, — тебя под зонтиком не спрячешь.

И все же она решила, что Фенсеру лучше слегка замаскироваться. В этих местах его уже знают. И поинтересовалась, отправится ли дама вместе с ним.

Дама (то есть я) отвела глаза, словно чувствуя себя виноватой.

— Да, — беззаботно бросил Фенсер. — Она отправится со мной. Арадия — моя жена.

Это заявление ошеломило меня. Я даже не поняла, испугалась я или приободрилась. Это — ложь, которая не может законным путем превратиться в правду. Причиной тому союз с Каруланом. Да и возможно, эти слова — лишь подачка в мой адрес, чтобы немного меня потешить. Ведь я до сих пор не знаю, что же такое мы пообещали друг другу.