Оксана Панкеева - Люди и призраки

– Он подарил мне ее… На память… – заметался изобличенный вестник, проклиная себя за забывчивость. Снять не мог, недоумок! – Он… его послали в… другое место… и мы расстались… вот… Он подарил мне сережку на память, и попросил сказать тебе… и вообще… навещать, развлекать там, помочь, если чего…

Наверху что-то глухо стукнуло, вроде открылась дверь, и не успел товарищ Пассионарио обернуться, как что-то твердое и тяжелое, просвистев в воздухе, больно и увесисто огрело его по спине чуть выше поясницы, и дрожащий от негодования голос прокричал:

– Ах ты, конспиратор задрипанный! Ах ты, в ухо трахнутый плагиатор! Хрен тебе моржовый в задницу, бессовестный брехливый мерзавец… – и далее более полудюжины эпитетов, неприемлемых в порядочном обществе. Уличенный в плагиате вождь и идеолог застыл в ужасе, не решаясь обернуться и ожидая нового удара по спине. Перепуганное воображение моментально нарисовало ему призрак наставника, который отныне будет преследовать его всю жизнь и дубасить подставкой от пюпитра при каждой попытке присвоить себе авторство чужих произведений.

– Подарил я ему, наглый бесстыжий сукин сын! – продолжал разоряться за спиной возмущенный голос Кантора, чуть менее громкий и чуть более хриплый, чем обычно. – Не успел я умереть, как он уже напялил мою сережку и охмуряет мою девушку, засратый обкуренный козел, драный в задницу плешивым гоблином!

– Диего, что ты делаешь! – испуганно вскрикнула Ольга, подхватываясь с места и устремляясь к лестнице. – Зачем ты встал?

– А я должен был лежать? – продолжал разоряться Кантор. – Когда это позорное убожество корчит из себя великого барда, думая, что если воровать темы в других мирах, то этого никто не заметит?

Обалдевший Пассионарио медленно обернулся и тихо ахнул, увидев, как совершенно живой и весь перебинтованный Кантор виснет на перилах, пытаясь самостоятельно спуститься по лестнице.

– Любимый, ну зачем же из-за этого так психовать, – попыталась урезонить его Ольга, подбегая и подставляя плечо, чтобы он смог опереться. – Да фиг с ним, какая тебе разница, сам он написал, или нет? Стоило из-за этого так надрываться? Ты же мог упасть! Успокойся, пожалуйста. Пойдем, я отведу тебя в кровать.

– К хренам собачьим кровати! – проворчал Кантор, видимо, из последних сил. – Ты, засранец, подай мне палку! И помоги спуститься! Сидишь, хлебальник разинул, не видишь, даме тяжело?

– Кантор! – судорожно выдохнул Пассионарио, осознав, наконец, что перед ним действительно живой Кантор и что минуту назад его самым реальным образом перетянули по спине увесистой тростью. Он подхватил эту трость, без которой его воскресший соратник теперь не мог стоять и вис на перилах, и бросился вверх по ступенькам. – Кантор, ты жив! О, небо, какое счастье, ты жив!

– Спина! Мудак! – взвыл Кантор, вырываясь из его объятий. – Больно же, придурок! Уйди! Что ты ко мне целоваться лезешь, мать твою, извращенец, папин сын! Тьфу на тебя! Убери от меня на фиг свои слюни и сопли!

Любимый вождь поспешно отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от очередного удара трости, которую разгневанный Кантор, едва получив обратно, тут же поспешил пустить в дело. Промахнувшись по цели, бедняга чуть не загремел с лестницы, поскольку его по инерции занесло вперед, и едва устоял на ногах, успев вцепиться в Ольгу.

– Прекрати скандалить! – потребовала та. – И успокойся, наконец! Тебе же нельзя еще вставать!

– Можно, – упрямо возразил Кантор, – просто у меня не получается… Помоги мне дойти до дивана, я с вами немного посижу… Или полежу… Ты зачем зарисовался перед девушками, придурок? Хочешь, чтобы с тебя шкуру спустили за нарушение конспирации? И на кой хрен ты напялил мою сережку и врешь тут напропалую что попало?

– Кантор, не сердись, – попросил Пассионарио, вытирая слезы умиления. – Я ничего не нарушал, меня послали… мне поручили…

– Наверное, тебе поручили повидаться со мной, а не распускать тут хвост перед дамами! Ты что, не знал, что здесь живет Азиль, и что она тебя непременно узнает? Не мог потихоньку, ночью или там…

– Да нет же! Мне поручили вовсе не с тобой повидаться, все же думали, что тебя убили… Мне велено было навестить твою девушку и… ну, ты же сам просил…

– Я, помнится, вовсе не тебя просил, – ворчливо отозвался Кантор, располагаясь на диване спиной кверху.

– Я знаю. А вот он поручил это мне.

– А ты, вместо того, чтобы сделать то, что тебе поручили…

– Я не смог. Я подумал, так будет лучше…

– Подумал он! Я вот твоей… даме расскажу, как ты тут перед другими рисуешься! И что это ты на себя напялил?

– Расскажу, если перестанешь ругаться. В конце концов, я твой начальник, поимей хоть немного уважения и не позорь меня перед дамами.

– Уважения? А ты его заслужил, товарищ начальник? Мало тебя наставник пи… – Кантор оглянулся на дам и поспешно поправился: – бил в молодости за нездоровую склонность к плагиату, позор всего отдела пропаганды! Не способен сам приличную музыку писать, покупай, как порядочные поэты делают, а воровать нечего.

– А ты откуда знаешь? – недовольно отозвался товарищ начальник.

– А вот знаю, – проворчал Кантор и замолк, уложив голову на диванную подушечку. Видимо, он, наконец, выдохся и сил ругаться дальше у него не осталось. – Сережку отдай, бард недоделанный.

– Да пожалуйста… Вот, бери. Я же не знал… Я ее на память взял… Только не надевай сразу, хоть водкой прополощи, у тебя же ухо разорвано, еще инфекцию занесешь…

– Давай мне, я сама прополощу, – протянула ладошку Ольга. – И все-таки, не худо было бы объяснить, в чем дело. На этот раз честно. Кто кому чего поручил и кого о чем просил.

– Видишь ли, – вздохнул Пассионарио, опуская сережку в протянутую ладонь. – Кантор просил своего друга и наставника сообщить тебе, если с ним что-то случится. Вот с ним и случилось… Наверное, сама знаешь, раз он здесь. А поскольку мы считали его погибшим, то этот самый друг и наставник послал меня, чтобы я тебе сообщил… Но я не смог. Подумал, что лучше будет солгать… прости, пожалуйста. Я больше не буду обманывать и присваивать чужие произведения. Я действительно услышал эту пьесу в другом мире, и она мне понравилась. А теперь, если желаете, могу исполнить что-нибудь действительно свое, Кантор не даст соврать.

– Постой, – приподнял голову Кантор. – Когда это ты бывал в другом мире? Когда потерялся в начале весны?

– Нет, вот только что. Дело в том, что я опять… потерялся. Но на этот раз попал в цивилизованное место, где живут люди.

– И долго ты там был?

– Да дня три…

– А кто-нибудь уже знает, что ты нашелся?