Олег Авраменко - Звездная дорога

Софи кивнула:

– Так я и думала. В последнее время Франсуа принимает слишком деятельное участие в моей судьбе, чересчур сильно опекает меня, порой даже допекает своей опекой. С тех пор, как он удочерил меня, ему повсюду мерещатся проходимцы, охотники за богатым приданым.

– Он удочерил вас?

– А вы не знали?

– Понятия не имел.

– Странно. Ещё в мае прошлого года Франсуа удочерил меня и сделал своей главной наследницей. Морис был его единственным ребёнком, и когда он погиб...

Софи умолкла, ясный взгляд её потускнел. Трудно сказать, какие чувства обуревали её – грусть, тоска, раскаяние, сожаление, осознание собственной вины... Но в одном сомневаться не приходилось: она не была равнодушна к Морису и очень болезненно восприняла известие о его гибели. Эта боль всё ещё жила в ней...

– Вы сильно любили своего мужа? – напрямик спросил я.

Это был бесцеремонный и нетактичный вопрос, но мне очень хотелось услышать ответ. Главным образом меня интересовало не то, что она скажет (на её откровенность я не рассчитывал), а как она это скажет.

Софи ответила не сразу. Сперва она внимательно осмотрела свои безупречно наманикюренные ногти, затем подтянула ноги на сиденье, обхватила колени руками и, откинувшись на спинку кресла, устремила на меня задумчивый взгляд.

Я смотрел на неё, поджав подбородок рукой – чтобы, чего доброго, не отвалилась челюсть. Неужели она не понимает, как соблазнительно выглядит в этой позе?! Или нарочно провоцирует меня?.. Хотя нет, не думаю. Скорее, она слишком непосредственна и, в определённом смысле, наивна – как Пенелопа, которая без всякого умысла разбивает мужские сердца. И женские, впрочем, тоже...

– Я любила Мориса, – наконец заговорила Софи. В её голосе была такая искренность, которую невозможно подделать. Она не пыталась убедить меня и не оправдывалась, а просто констатировала это, как бесспорный факт. – Но Морис не верил в мои чувства. Он не верил, когда я говорила, что люблю его. Я всеми силами старалась доказать ему свою любовь, но он всё равно не верил. Он вбил себе в голову, что я только покоряюсь ему, а сама втайне мечтаю избавиться от него. Возможно, со стороны это так и выглядело, но... Вы ничего не знаете о моём прошлом?

– Кое-что знаю, – ответил я. – В общих чертах.

– Фактически я была рабыней, – продолжала Софи, – хоть и жила в роскоши. Морис купил мне свободу, но тогда я этого не понимала. Я считала его своим новым хозяином, – она грустно усмехнулась, – хозяином моей мечты. Хозяином, которого я любила не в силу долга, а по велению сердца. Морис не уставал твердить мне, что я свободна, и в теории я это знала. Но на практике... Только позже я начала осознавать, что свобода – нечто большее, чем возможность выбирать себе хозяина. И даже большее, чем просто быть хозяином себе. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к свободе, научиться жить без хозяина, обрести самостоятельность – но Морис не хотел этого понять. Он полагал, что достаточно освободить раба, и тот сразу станет свободным человеком.

– А как же ваш... – я с опозданием прикусил язык.

– Что «мой»?

Я растерялся. Надо было срочно что-то придумать, но, как на зло, мои мысли зациклились на одном вопросе, и ничего путного, кроме нелепых отговорок, в голову не приходило. Софи сразу почувствует фальшь...

«Ну и чёрт с ним, – в конце концов решил я. – С какой это стати я должен деликатничать?»

– Мне говорили, – осторожно начал я, – что по пути на Землю вы... э-э... у вас начался роман с одним человеком, другом Мориса. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но... мне так говорили.

Софи потупила глаза и густо покраснела. Видя её смущение, я тут же пожалел, что не прибегнул к одной из тех нелепых отговорок, которые лезли мне в голову.

– Вас не совсем точно информировали, – сказала она, не поднимая взгляда. – Или вы неверно поняли. То был не друг, а подруга Мориса.

– Подруга?! – ошарашено переспросил я.

– Да, – кивнула Софи. – Она была без памяти влюблена в Мориса и страшно ревновала. Я хотела успокоить её, мне казалось, что мы и втроём сможем неплохо поладить – ведь на Новой Персии многожёнство в порядке вещей. Алине, подруге Мориса, понравилось со мной, я думала, что всё идёт хорошо, и лишь потом, значительно позже, поняла свою ошибку.

– Стало быть, Морис решил, что вы... ну, эта...

– Нет, хотя в некотором смысле я «эта». На Новой Персии и «это» в порядке вещей, особенно в таких больших гаремах, как тот, где я воспитывалась. – Софи подняла на меня взгляд, в котором, наряду со смущением, был вызов и была насмешка. – Имейте «это» в виду, если вздумаете приударить за мной... А что касается Мориса, то он истолковал моё поведение, как молчаливый протест. И ещё Морис решил, что я придерживаю Алину в надежде, что он снова вернётся к ней, а меня оставит в покое.

– Вы так и не уладили ваши недоразумения?

– Не успели. Тогда я понятия не имела, что делаю всё не так. А Морис молчал, поскольку был уверен, что я выхожу за него против собственной воли, из одного чувства благодарности за своё освобождение. – Она коротко рассмеялась, как я подозреваю, чтобы подавить всхлипыванье. – Бедняга так и умер, считая себя подлецом... Если бы можно было повернуть время вспять!..

«В твоём случае можно, – без особого энтузиазма подумал я. – Если не повернуть время вспять, то исправить былые ошибки...»

Между тем Софи легко вскочила с кресла (её слабость, отчасти развязавшая ей язык, видимо, уже миновала) и подошла к дивану, где лежали сумки с моими и Мориса вещами. Разумеется, её внимание в первую очередь привлекла Грейндал.

– Вот это да! – сказала она, взяв шпагу в руки. – Какая тяжёлая! Небось настоящая, боевая, не из тех бутафорий, с которыми щеголяют придворные олухи в Версале. Ваша, не так ли?

– Фамильная реликвия, – ответил я.

Софи стояла, повернувшись ко мне боком, и я откровенно любовался её изящным профилем. Предупреждение, что она немножко «эта» нисколько не отпугнуло меня. Общаясь с крошкой Ди и Браном Эриксоном, которые на все сто процентов «эти», я убедился, что «эти» – такие же люди, разве что со странностями. Ну а «немножко», тем более у женщин, вообще не считается.

Ещё я думал о том, что в самом начале свалял дурака. Нужно было сразу, как только Софи представилась, сказать: «Очень мило, мадам. Кстати, вы всего лишь на пять минут разминулись со своим мужем»... Впрочем, боюсь, и тогда было поздно. Анализируя свои чувства, я пришёл к выводу, что втрескался ещё в невесту на экране, которая раздевалась перед зеркалом в брачных покоях. Или, самое позднее, это случилось, когда она переступила порог дома в своей лёгкой курточке, припорошенной снегом, обворожительно улыбнулась и произнесла со своим дивным акцентом: «Bonsoir, monsieur»...