Лорел Гамильтон - Поцелуй теней

– Будто ты такой уж трофей! – выкрикнул женский голос.

Я рассмеялась, ухватив пальцами плечо Риса, будто набалдашник трости. Китто подскочил и предложил мне свою руку для опоры – я ее с благодарностью приняла. Боль от лодыжки стала подниматься вверх.

– Я узнала твой голос, Дилис. Нет, я не такой уж трофей, но я женщина и не запретна для них – в отличие от прочих. Это превращает меня в ценный приз, нравится это кому-то или нет. Но моя тетя предупредила проблему.

– Да, – подтвердила Андаис. – Я велела Мередит выбрать из вас не одного, не четырех, не пятерых, но многих. И ей должно использовать вас как личный... гарем.

– Дозволено ли нам будет отказаться, если она нас выберет?

Я поглядела в толпу, но не разглядела, кто спросил.

– Вы вольны отказаться, – ответила Андаис. – Но кто из вас отказался бы от шанса стать следующим королем? Ибо, если она родит ребенка от одного из вас, тот будет уже не консортом особы царской крови, но монархом.

Гален и Конри все еще стояли в трех ярдах друг от друга, переглядываясь с неприязнью.

– Мы уже знаем, кого она хочет себе в короли. Она это излишне ясно сегодня дала понять, – сказал Конри.

– Я дала понять только, – возразила я, – что не буду спать с тобой, Конри. Остальное, как говорится, у кого получится.

– Ты не сделаешь Галена своим царственным консортом, – сказал Кел, и в голосе его звучало удовлетворение. – Если ты забеременела, это был его последний раз.

Я поглядела на него, пытаясь понять, откуда такая вражда, и не смогла.

– Я договорилась с королевой Нисевин до того, как дело зашло слишком далеко.

– И что ты предложила Нисевин?

Крошечная королева поднялась над толпой с полки, где стоял ее миниатюрный трон, похожий на кукольный дом, окруженная своим двором:

– Кровь, принц Кел. Не кровь низшего дворянина, но кровь принцессы.

– У всех нас в жилах есть метка Темного Двора, кузен, – сказала я.

Сиобхан выступила вперед, спасать господина, защищать его словами, как защищала бы мечом.

– А если гоблин сделает ей ребенка?

Этот вопрос задала Сиобхан.

Королева повернулась к ней:

– То гоблин будет королем.

Возмущенный ропот пробежал по Двору – бормотания, проклятия, восклицания ужаса.

– Мы никогда не станем служить королю из гоблинов! – провозгласил Конри.

Протест поддержали другие.

– Отказ от выбора королевы есть измена, – сказала Андаис. – Отправляйся в Коридор Смертности, Конри. Мне кажется, урок за неповиновение и так несколько запоздал.

Он уставился на нее, потом обратил лицо к Келу, и это была ошибка.

Андаис топнула ногой:

– Я здесь королева! Не оглядывайся на моего сына, иди и поручи себя нежной заботе Езекиала, Конри. Иди немедленно, или тебя постигнет худшая судьба.

Конри низко поклонился и вышел, не разгибаясь, сквозь открытые до сих пор двери. Больше ему ничего не оставалось делать – дальнейший спор с королевой стоил бы ему головы.

В напряженном молчании раздался голос Шолто:

– Спроси Конри, кто велел ему оставить в Черной Карете заклинание похоти.

Андаис повернулась к Шолто подобно буре, готовой обрушиться на берег. Сидя рядом с нею, я ощутила, как накапливается в ней сила магии, покалывая мне кожу. Голая спина Галена покрылась гусиной кожей.

– Не бойся, я накажу Конри, – ответила королева.

– Но не его хозяина, – сказал Шолто.

Весь Двор затаил дыхание: Шолто говорил то, что знали все. Много лет Кел отдавал приказания; его лизоблюдов наказывали, если они попадались, но его – никогда.

– Это мое дело, – сказала Андаис, но в ее голосе слышалась нотка неуверенного страха.

– Кто велел мне сказать, что ваше величество желает отправить слуа в западные земли и убить там принцессу Мередит? – спросил Шолто.

– Не надо, – сказала королева, но голос ее был слаб, как будто они пыталась сама себя уговорить, что это всего лишь кошмарный сон.

– Чего не надо, ваше величество? – спросил Шолто.

– Кто мог достать Слезы Бранвэйн и отдать их смертным, чтобы они ими ловили других фейри? – произнес Дойл.

Густая тишина наполнилась танцующими призраками, вертевшимися все быстрее и быстрее. Лица обернулись к помосту – бледные от страха, горящие интересом, испуганные, – все они ждали. Ждали, что сделает королева.

Но заговорил Кел. Он наклонился ко мне и прошипел:

– А теперь твоя очередь, кузина?

Голос его сочился невероятной ненавистью.

Я поняла: он думает, что я видела его в Лос-Анджелесе, но, как Шолто, просто ждала подходящего момента его разоблачить. Я набрала воздуху, но Андаис схватила меня за плечо, наклонилась и прошептала:

– Не говори о секте.

Она знала. Она знала, что Кел позволил людям себе поклоняться. Я лишилась дара речи. Несказанным осталось между нами, что она, чтобы защитить своего сына, подвергла риску нас всех. Потому что, если в человеческом суде будет доказано, что кто-то из сидхе разрешил поклоняться себе на американской земле, нас изгонят. И не только сидхе, а всех фейри.

Я глядела в ее трехцветно-серые глаза и видела не Королеву Воздуха и Тьмы, но мать, боящуюся за свое единственное дитя. Она всегда слишком любила Кела.

Я шепнула в ответ:

– Секте надо положить конец.

– Ее больше нет, даю тебе в том свое слово.

– Он должен быть наказан.

– Но не за это, – шепнула она.

Я подумала секунду, пока ее рука сжимала пропитанную кровью ткань моего рукава.

– Тогда он должен быть наказан за то, что отдал Слезы смертному.

Она сжала руку так, что мне стало больно. Если бы в ее глазах не было такого страха, я бы решила, что она мне угрожает.

– Я накажу его за покушение на твою жизнь.

Я отрицательно покачала головой.

– Нет, я хочу, чтобы он был наказан за передачу смертному Слез Бранвэйн.

– Это же смертный приговор, – прошептала она.

– Есть два возможных наказания, моя королева. Я согласна, чтобы ему сохранили жизнь, но я хочу, чтобы он полностью испытал на себе пытку.

Она отшатнулась, побледнев, глаза ее расширились. За это преступление полагалась совершенно особая казнь. Виновного раздевали догола, приковывали в темной комнате и вымазывали целиком Слезами. Тело наполняется жгучим желанием, магической похотью – и никто его не коснется, не тронет, не облегчит. Говорили, что сидхе может сойти от этого с ума. Но это было лучшее – или худшее, – что я могла сделать.

– Шесть месяцев – это слишком долго, – сказала она. – Его разум не выдержит.

Впервые я от нее услышала признание, что Кел слаб или по крайней мере не силен.

Мы стали торговаться, почти как недавно с Курагом, и сговорились на трех месяцах.