Джо Аберкромби - Последний довод королей

— Так и оставим их? — спросил Ищейка.

— А ты хочешь произнести несколько слов над телами?

— Ты понимаешь, о чем я. Если кто-то…

— Нет времени умничать! — Доу схватил его за руку и потянул за собой в ворота. — Надо прикончить ведьму.

Железный сапог Наводящего Ужас наступил на грудь Логена, выдавливая воздух из легких, втаптывая в землю. Меч Делателя выпал из руки, к горлу подступила тошнота. Прежде чем он успел осознать, что происходит, на него опустилась огромная тень. Металл щелкнул вокруг запястья и зажал его, как в тиски. Логена бросили лицом вниз, выкрутив руки за спину. В рот ему набилась грязь. Что-то тесно прижалось к щеке, он почувствовал холод, затем боль. Это была огромная нога Наводящего Ужас. Запястье вывернули, потянули вверх. Голову еще глубже вдавили во влажную землю, короткая трава щекотала нос.

Боль в плече была ужасна. Вскоре стало еще хуже. Его быстро схватили и растянули, как кролика, с которого вот-вот сдерут шкуру. Толпа смолкла, затаив дыхание. Слышно было лишь хлюпанье разорванного рта Логена да посвистывание воздуха в разбитой ноздре. Он бы закричал, но его лицо было так вжато в землю, что он едва мог дышать. Хочешь сказать о Логене Девятипалом — скажи, что с ним покончено. Обратно в грязь. Кто скажет, что он не заслужил этого? Подходящий конец для Девяти Смертей — быть разорванным на части посреди круга для поединков.

Однако огромные руки больше не тянули. Краем подрагивающего глаза Логен видел, что Бетод опирается на парапет и водит рукой в воздухе, медленно описывая круг за кругом. Логен помнил, что это значит.

Не торопись. Сделай все как следует. Преподай им урок, который они никогда не забудут.

Нога Наводящего Ужас соскользнула с его челюсти, и Логен почувствовал, что его приподняли в воздух. Ноги болтались, как у марионетки, которой обрезали нити. Татуированная рука поднялась — на солнце она казалась черной — и сильно ударила Логена по лицу ладонью с раскрытыми пальцами, как отец шлепает нашалившего ребенка. По ощущению было похоже, что его ударили сковородкой. Голову Логена пронзила молния, рот наполнился кровью. Как только его взгляд прояснился, он увидел, что разрисованная рука замахивается с другой стороны. Кулак опустился и нанес неотвратимый сокрушительный удар слева — так ревнивый муж бьет беспомощную жену.

— А-х! — Он услышал свой вскрик, уже взлетая вверх.

Голубое небо, ослепительное солнце, желтая трава, устремленные на него взгляды — все мелькало, как бессмысленные пятна. Он упал на щиты с краю круга, почти потеряв сознание. Где-то вдали люди кричали, вопили, шикали, но он не различал слов, и это его не заботило. Все, о чем он мог думать, это ощущение холода внутри. Словно живот был набит размокшим льдом.

Он увидел бледную руку, покрытую пятнами розовой крови, белые хрящи под ободранной кожей. Это была его рука. Здесь был обрубок пальца. Но когда он попытался разжать пальцы, они лишь сильнее вцепились в коричневую землю.

— Да, — прошептал он, и кровь заструилась у него изо рта на траву.

Лед постепенно распространялся по его телу, до самых кончиков пальцев, так что Логен уже ничего не чувствовал. Это было хорошо. Давно пора.

— Да, — сказал он.

Давай поднимайся, на одно колено. Окровавленные губы искривились, оскалив зубы, окровавленная правая рука змеей скользнула по траве, нашаривая меч Делателя. Пальцы сжались на рукоятке.

— Да! — прохрипел он.

Логен рассмеялся, и Девять Смертей рассмеялся вместе с ним.

Вест думал, что Девятипалый больше не встанет, но он поднялся. И он смеялся. Вначале это звучало почти как плач — захлебывающийся смешок, жуткий и странный. Но постепенно смех становился громче, резче, холоднее. Словно Девятипалого развеселила шутка, которой никто не понял. Смертельная шутка. Его голова склонилась набок, словно у висельника, а мертвенно-бледное лицо как будто втягивалось в глубокую расщелину смеющегося рта.

Пятна крови виднелись на его зубах. Кровь стекала из порезов на лице, сочилась из разорванных губ. Смех звучал все громче, надрывая Весту слух, зазубренный и острый, как пила. В нем слышалось больше муки, чем в пронзительном вопле, и больше ярости, чем в боевом кличе. Ужасающий, тошнотворно надрывный смех. Ликование бойни. Веселье посреди кровопролития.

Девятипалый двинулся вперед, покачиваясь как пьяный. Он был полон бешеной, дикой ярости, меч дрожал в его окровавленной руке. Безжизненные глаза поблескивали, влажные и неподвижные, зрачки расширились, как две черные дыры. Вест невольно попятился, во рту у него пересохло. Вся толпа попятилась. Они уже не знали, кто страшнее — Фенрис Наводящий Ужас или Девять Смертей.

Мир полыхал.

Его кожа горела огнем. Его дыхание вырывалось, как горячий пар. Меч стал куском расплавленного металла, который он сжимал в руке.

В солнечном свете его слезящиеся глаза различали раскаленные добела образы, безличные серые очертания человеческих фигур, щиты, стены и гиганта, сотворенного из голубоватых заклятий и черного железа. Страх еще накатывал тошнотворными волнами, но Девять Смертей улыбался все шире. Страх и боль служили топливом для этого огня, чьи сполохи вздымались выше и выше.

Мир полыхал, и в самом его центре Девять Смертей горел ярче всего прочего. Он протянул руку и тремя согнутыми пальцами поманил противника.

— Я жду, — сказал он.

Огромные кулаки нависли над лицом Девятипалого, огромные руки попытались его схватить. Но гиганту не удалось поймать ничего, кроме смеха. Легче драться с трепещущим пламенем. Легче поймать клубящийся дым.

Круг раскалился, как печь. Сухие стебли желтоватой травы были языками пламени под очагом. Пот, слюна, кровь капали на него, как жир с поджаривающегося мяса.

Девять Смертей зашипел — вода попала на угли. Шипение переросло в рев — раскаленный металл выплескивался из кузнечного горна. Рев превратился в оглушительный гул — затрещал сухой горящий лес. И Девять Смертей дал волю своему мечу.

Серебристый клинок совершил несколько кругов, отыскивая, куда ударить, несколько раз поразил бескровную плоть, покрытую голубыми рисунками, и звякнул, уткнувшись в черную броню. Гигант исчез, и меч ударил в лицо одного из тех, кто держал щиты. Голова карла разлетелась на куски, кровь брызнула на другого воина, и в стене щитов, окружающей противников, образовалась дыра. Остальные карлы отпрянули, щиты заколебались, весь круг заполнился страхом. Они боялись его даже больше, чем гиганта, и это было разумно. Все живое было его врагом. Раз Девять Смертей вошел в эту дьявольскую сущность, дальше он будет действовать как дьявол.