Птица-жар и проклятый волк - Полина Бронзова
Он ещё поработал у озера, после и мужикам дал потрудиться. Так уж понравилась им коса — из рук выпускать не хотят, да Завид её всё же забрал и сказал, что ему пора. А надобна им такая — что же, пусть едут в Перловку.
Сели они с Василием на телегу, теперь в Косые Стежки направились. Час полуденный, при дорогах косари отдыхают. Лошадёнка неспешно ступает, лохматой гривой потряхивает, а Завид с Василием разговоры ведут: вот, мол, в Перловке до чего хорошо! Водяному чёрного петуха поднеси, он тебе сети и зачарует, завсегда богатый улов будет. А без домовых-то каково худо — беда! Добро, что в Перловке один домовой остался. Если его улестить, он веточку даст, воткнёшь её в стену хлева — так свинки дадут щедрый приплод, а молока от коров да коз и не будешь знать, куда девать.
— Надо бы мне этакую веточку, — громко говорит Завид. — Нынче же и пойду за нею в Перловку!
Косари даже привстают, глядят вслед. Видно, слушают, а как телега проедет, меж собой толковать начинают да спорить.
Это всё Василий придумал. Едут они, и как людей встречают, так и давай нахваливать то сети, то домового, то банные веники, а то и о кладах речь заведут. Слушают люди. Потом ещё кому перескажут.
Завид всё к Василию приглядывается. Выдумчивый он, богатырь Василий. На Первушу этим похож, только без злой удали, которая того всё на лихие дела толкала.
У Косых Стежков беда стряслась: выгорел луг. Завид и об этом в корчме услыхал и нынче только надеялся, что местные ещё ни с кем не сговорились. Видит он, у лесной опушки узкую полосу косят, да туда и направил телегу.
— Вам, — говорит, — будто делать нечего! Нешто вы сено так заготовите?
— Насмехаешься? — хмуро спросил у него косарь.
— Али ослеп да луг наш не видишь? — сердито вступил второй, поведя рукой. — Вона, беда-то у нас какая! Всё нечисть проклятая виновна.
— Да отчего нечисть-то? Её ведь гнали, откуда тут нечисть?
— Будто я ведаю, откуда! Токмо стоял туточки на лугу старый дуб, Перун в него громовую стрелу и метнул. Нечисть, значит, там схоронилась, что ж ещё! А огонь от Перуновых стрел гасить нельзя, это всяк знает.
Да Василий, видно, не знал. Он из чужедальних земель прибыл, там свои нравы да обычаи. Руки в бока упёр и говорит ехидно:
— Вот умники…
Видит Завид, что дело ему вот-вот испортят, да и сказал торопливо:
— Лужок я знаю, где трава никому не надобна, да вас ещё и поблагодарят, ежели покосите.
Косари осердились, подумали, он над ними смеётся, небылицы плетёт. Это где же травы хоть даром бери, да ещё и придачи дают?
— А недалече, в Перловке, — говорит Завид.
Они так и опешили. Стоят, только моргают, пуще прежнего осердились — ведь ясно, смеётся! — а он и говорит опять:
— У них стадо есть, да всё же травы столько — прямо девать некуда! Им это несподручно, потому как на Купалу на этом лугу кладовик огни разожжёт, а ежели всё заросло, то клады как сыщешь? Вы пришли бы да покосили — и им хорошо, и вам ладно.
— Да что ж ты городишь? — с сомнением молвил один из мужиков. — Там же нечисть лютая, она ж нас заест! Ты куда нас отсылаешь-то?
— Да кто вас там заест-то — полевик, что ли? — говорит Василий насмешливо, а сам перевязанную руку за спину прячет. — У Рыбьего Холма посмелее люди, они в Перловку собрались. Небось покосят траву, да вам же втридорога и продадут. Вам-то куда деваться? Купите…
Не по нраву это пришлось косарям. Вроде и самим идти боязно, и что другие пойдут, обидно.
— Рыбьехолмские-то небось и клады искать собираются? — помрачнев, спросили они.
— А то! — кивнул Завид. — И мы непременно пойдём. Да ежели б вы видели то поле! Кладов на всех достанет.
Косари сказали, что им бы подумать да потолковать, а у самих уж глаза разгорелись. Небось эти придут.
Сели Завид с Василием на телегу, да и погнали лошадёнку прочь по чёрному голому полю. Его уж и дождик мочил, а гарью и посейчас несёт. Припомнил Завид, как по этому самому полю волком бежал, когда с цепи сорвался. Только и думал тогда, что умереть свободным…
Усмехнулся он и спросил:
— А клад-то взаправду есть, или мы людей обманываем?
— Да ты чего! — обиделся Василий. — Марьяша сказала, в Перловке живёт кладовик. Я его, правда, не видел, но он точно есть. Да к нам только ради этого кладовика и пойдут, разве можно о нём врать? Если не будет кладовика, так нас небось на колья поднимут и сожгут! Уж легче с одним колдуном тогда справиться…
Тут Завид о колдуне подумал. А ну как тот прилетит совой да поглядит, что в Перловке затевается? Ох, непременно колдун прилетит! Они ведь сами заботятся, чтобы слух разошёлся; дойдёт и до него.
Подумал Завид, подумал и хлестнул усталую лошадёнку, погнал к Невзоровой корчме.
В этот час там сидели только Мокша да сам Невзор. Завид ушёл не сказавшись, и, видно, они потеряли его и тревожились. Ведь сколько сидел, сидел, никуда не ходил, а тут пропал.
Совестно ему стало.
— Гляди-кось, наш Косматый, на помине лёгок! — обрадовался Мокша. — Давеча Божко заходил, короб такой приволок, что в ём и трое поместятся. На что вам этакий короб-то? Он не сказал. Не сыскал тебя, надулся, как мышь на крупу, с нами и толковать не стал.
— В Перловку я ходил, — говорит Завид. — Вот богатырь со мною, Василий, это его мы ждали. Он в Перловке всем заправляет, нечисти не боится…
Василий в ту пору стоит, кудри приглаживает. Услыхал «косматый», да и решил, что это о нём толкуют.
Живо их за стол усадили, похлёбки налили, хлеба дали. Завид ест, а о деле не забывает.
— Помощь мне ваша надобна, — говорит. — Боюсь я, что колдун раньше срока в Перловку явится. Вот бы кто в Белополье поехал да пошумел, хоть что удумал, чтобы нашлось колдуну дело, чтобы он до Купалы и носа сюда не казал. А второе — погубит колдун царевича, и уж верно, царю да царице о том не скажет. Надобно их зазвать! У тебя, Невзор, остался ещё тот перстень?
Потолковали они, да будто что-то придумали.
Воротились Завид с Василием в Перловку. Уж по вечернему холодку ехали, небо вызвездило. Колёса шуршат по траве, лошадёнка фыркает, сверчки заливаются. Василий на сене лежит
