Когда мир изменился - Ник Перумов
Нет, у них не было приключений в этих снах. Она просто стояла рядом, просто обнимала его, а он обнимал её. Иногда лбы их упирались друг в друга, дыхание смешивалось.
Но они всё равно оставались бесконечно далеки друг от друга.
Сейчас, здесь, на кладбище, живая и тёплая Аэ обнимала некроманта. Объятием, в котором было всё и не было ничего.
— Спасибо, — тихонько сказал Фесс.
Она улыбнулсь, быстрой, стремительно тающей улыбкой, кратким движением губ.
— Тут так хорошо, — шепнула на ухо. — Мёртвые спят. И никаких костяных драконов.
— А я-то надеялся… — постарался пошутить некромант.
Аэ улыбнулась уже шире.
— Мы про это говорили.
— Угу. Едва ли маэстро Гольдони имеет большой опыт общения с костяными драконами.
— Не имеет, — энергично закивала Аэ. — Да и откуда ему?
— Здесь были эпидемии. Не хуже той, когда погиб Фрегот, знаменитый чародей, маг воздуха. Помнишь, тот могильщик рассказывал?
Аэ медленно кивнула.
— Трупы сваливали в катакомбы, пока оставалось, кому сваливать. Потом немногие уцелевшие бежали куда глаза глядят, вернее сказать — уползли по норам и пещерам. Такие захоронения, особенно, когда без некромантского пригляда, костяных драконов дают почти всегда. Так что насчёт этого погоста я, пожалуй, перегнул палку.
— Ты никогда не перегибаешь палку, — она быстро поцеловала его в висок, легонько, словно ветерок, коснувшийсь сухими губами. — Луна всё выше, мой повелитель. Пора идти. Костёр наш дело своё наверняка сделал.
Фесс кивнул, усмехнувшись на «повелителя». Тело слушалось чуть лучше, чем давеча в траттории и по дороге к этому городку мёртвых.
— Ты права, дочка.
Теперь усмехнулась уже драконица.
— Я — это я. Во мне память крови, ты не забыл? Я помню всё и я могу стать кем угодно. Кем захочу. И кем захочешь ты.
Её рука по-прежнему лежала на его плечах.
— Пойдём, — вдруг тихонько проговорила она, словно испугавшись собственной смелости. — Мы достаточно отдыхали.
Оставив костёр гореть и бросив в него то, что должны были бросить, они молча двинулись прочь от него, в темноту.
Луна поднялась, когда они оставили позади, наверное, целую лигу и башня маэстро Гольдони чётко обрисовывалась на фоне звёздного неба. Тёмный палец, вонзившийся в усыпанное огоньками бархатное покрывало. Ни огонька, полная темень.
И тишина.
Птицы, жуки, цикады, потрескивания и похрустывания — всё живое, что несла в себе мягкая южная ночь, остались позади. Нагой каменистый склон, от дороги, что не могла не вести к замку, даже к его развалинам, не осталось и следа.
Острые камни торчат, словно колья, набитые перед палисадом.
Аэ тихонько ругнулась, но перекидываться в дракона не стала. Они долго и упорно карабкались по склону, часто останавливаясь, поскольку Фесс начинал задыхаться не сделав четырёх-пяти десятков шагов.
Тишина, молчание, и сгущающийся мрак, несмотря на яркую луну и безоблачное небо. Темнота словно бежала под защиту старых развалин, пытаясь тут найти убежище от колючего серебристого света.
Некромант в очередной раз остановился. Он тяжело дышал, по вискам и щекам сбегали дорожки пота. Колени подрагивали, мышцы, казалось, сейчас разорвутся от непосильной нагрузки. В глазах мелькали разноцветные круги, но, несмотря на всё это, сквозь все помехи и неудобства, проистекавшие от проклятой слабости и долгого сна, пробивалось короткое, чёткое, холодное пульсирование.
— Ты права, — он обернулся к Аэ, хотя драконицу и почти нельзя было различить во мраке. — Это здесь.
— Едва ли маэстро Гольдони вообще понял, что угодило ему в руки, — откликнулась та.
Ночь далеко уносит голоса, однако они не скрывались. Более того, им предстояло попросить достопочтенного мэтра о ночлеге.
Пульсирование, ощущаемое всем существом некроманта, мало-помалу стихало, словно сознание, убедившись в наличии желаемого, теперь старалось сделать так, чтобы это бы не мешалось.
На самих развалинах им пришлось попотеть. Непохоже, чтобы мэтра Гольдони хоть в малейшей степени тревожила бы недоступность его башни, или трудности с подвозом. Надвратная арка рухнула, груда обломков поднималась почти на два человеческих роста.
Аэсоннэ то и дело приходилось вытягивать некроманта наверх. Фесс скрипел зубами, но заботу драконицы оставалось только терпеть. Сам бы он никогда в жизни не добрался до окованных тёмным листовым железом врат башни, утыканных острыми копейными навершиями.
И ещё потом пришлось сидеть, пытаясь успокоить заходящееся сердце, справиться с дыханием и дождаться, пока из глаз уйдёт кровавая круговерть.
Аэ деликатно глядела в сторону.
— Готово, — наконец выдохнул Фесс. — Стучи.
Драконица повиновалась.
Стук её, резкий, острый, неожиданно разнёсся далеко, откликнулся эхом со всех сторон.
Тук… тук… тук…
Словно сухие костяшки ударили снизу в крышку гроба.
Аэсоннэ словно послала отзвуки сквозь каменную шкуру башни, скозь кости её перекрытий, до самой толщи фундаментов. Звуки послушно нырнули вглубь подвалов, зазмеились, проникая в тайные ходы и переходы катакомб, уходящих в толщу скалы; и вернулись, сделав свою работу.
Светит луна, и в её лучах застыло чёрное изваяние драконицы, руки скрыты чёрными же перчатками, лицо закрывает широкополая шляпа.
И Аэ, и Фесс вслушивались в пришедшее эхо.
Башня оставалась немой, тёмной и чужой.
Они переглянулись.
— Стучи ещё.
Тук… тук… тук…
Холодные пульсации не изменились, зато где-то совсем рядом со скрипом и скрежетом отодвинулся камень. Некромант обернулся — среди разбросанных камней, некогда сложенных в стены, донжон, бастильоны и рондоли, медленно выпрямлялась великанская фигура, вернее сказать, великанский костяк, потому что между рёбер его скользил лунный свет.
— Скеленд, — не понижая голоса, сказал некроматн, глядя прямо на приближающегося костяного гиганта. — Скеленд, искусственный конструкт, сработанный, как правило, из пяти-шести обычных костяков. Наиболее видные мастера делали ещё и пропорционально увеличенный череп, разнимая по швам и вновь скрепляя наново части обычных…
— Неплохо сделан, — кивнула
