Талиесин - Стивен Рэй Лоухед
— Прости, мой ясный! У тебя что-то с крылышком. Дай погляжу. — Она наклонилась подобрать сокола, и он больно клюнул ее за кожу между указательным и большим пальцами. — Ой! — Из ранки тут же хлынула кровь.
— Какой неблагодарный! — укоризненно сказала Харита, поднося руку ко рту. — Как же я тебе помогу, если ты мне не даешься?
Сокол снова жалобно вскрикнул и заковылял в высокой траве, волоча раненое крыло.
— Куда бежишь? — крикнула вслед Харита. — Посмотри на себя. Ты ранен и ослабел от голода. Ты не сможешь себя прокормить, ты и летать-то не можешь. Кроме меня, никто тебя не спасет. Пропадешь здесь, ясный мой.
Он пробежал несколько шагов и, похоже, исчерпал последние силы, потому что остановился и оглянулся на Хариту, часто дыша через открытый клюв.
Харита подбежала, нагнулась к птице.
— Ну, позволишь тебе помочь?
Обессиленный сокол опустил клюв и забил крылом по траве. Харита осторожно подняла его — он уже не мог сопротивляться, просто закрыл глаза и устроился в сгибе ее локтя.
Прискакав во дворец, Харита прямиком отправилась в свою комнату и посадила сокола на кровать, потом отправилась искать Лиле. Та была в саду и, стоя на четвереньках, сажала семена во влажную землю.
— Лиле, — сказала Харита, — я подобрала раненую птицу. Ты можешь ее посмотреть?
— Птицу? — Лиле утерла лоб рукавом. — Птицы не лечатся. Тебе надо было оставить ее в лесу, — сказала она и вернулась к своей работе.
— Она бы умерла, — объяснила Харита.
— Да, так оно и бывает. Большинство диких животных вылечить невозможно, в том числе птиц. Они умирают.
— Это не та птица, — отвечала Харита. — Это сокол. У него, кажется, крыло сломано, он не может летать.
— Сокол? — Лиле сначала оживилась, потом пожала плечами. — Все равно я ничем не могу помочь.
— Ну хоть посмотри его, — уговаривала Харита. — У него ничего страшного — только крыло. Да еще от голода ослабел.
Лиле вытерла руки о подол желтого платья и встала.
— Ладно, взгляну на твоего сокола. Только обещай, что, если ничего поделать нельзя, ты велишь его убить. Нехорошо, чтобы живая тварь понапрасну мучилась.
— Обещаю, — сказала Харита. — Идем, он у меня в комнате.
Обе быстро вышли из сада.
Лиле присела на край кровати и некоторое время внимательно разглядывала сокола. Тот не шелохнулся, когда она протянула к нему руку, и не сопротивлялся, даже когда она стала осматривать больное крыло.
— Крыло сломано, — сказала она. — Боюсь, этот юный кречет свое отлетал.
— Нет! — в тревоге вскричала Харита. — Ты наверняка можешь его вылечить. Пожалуйста, Лиле, попробуй.
Лиле вздохнула и с сомнением взглянула на серый комок перьев.
— Ладно, сделаю, что могу. — Она вышла из комнаты со словами: — Пойду принесу инструменты. А ты пока вели младшим конюхам поймать двух-трех мышей, только чтоб не убили их, а живьем. И с этого дня пусть приносят столько живых мышей и крыс, сколько сумеют поймать. И захвати чашку с чистой водой.
Харита все сделала, как было сказано. Когда она вернулась, Лиле перевязывала крыло полосками белого холста. На кровати валялись обрезки перьев, голова сокола была замотана тряпкой.
— Что ты с ним сделала? — спросила Харита.
Не поднимая головы, Лиле объяснила:
— Закрыла ему голову, чтобы не бился. Маховые перья пришлось подрезать, чтобы он не попытался взлететь, пока не зажило крыло. Ну, если удастся держать его в сытости и покое, он может и поправиться. — Она выпрямилась и оглядела свою работу. — Больше бы никто сделать не сумел. Теперь все зависит от него самого.
Харита села и принялась гладить сокола по голове.
— Спасибо, Лиле, он поправится, — убежденно произнесла она. — Я об этом позабочусь.
— Все может быть, — с сомнением отвечала Лиле. Она начала собирать инструменты. — Увидим.
Через несколько дней Талиесин вернулся в Инис Гутрин. Он объехал стороной Тор и направился прямиком к церковке. Давид встретив его у ручья; юноша спешился, привязал лошадь и вместе со священником поднялся на холм.
— Рад тебя видеть, Талиесин. Поешь с нами? Мы как раз собирались преломить хлеб.
Они уселись, Коллен принес миски с вареной крольчатиной и луком, свежеиспеченный хлеб. Они помолились и приступили к трапезе. За едой Талиесин рассказал о переселении на землю, которую даровал им Аваллах.
— На высоком холме стоит разрушенный каер — он господствует над всем, что открывается взору. Превосходное укрепление среди густых лесов и плодородных полей. Каждый король был бы рад его получить, но люди давно уже здесь не жили, так что работы хватит — строить жилье, расчищать поля, пасти скот, восстанавливать стены. Всего и не перечислить.
Давид заметил, что глаза юноши устремлены на далекий Тор, и, желая отвлечь его, стал рассказывать, как будет выглядеть заново отстроенный храм и что скоро вновь начнутся богослужения.
Талиесин ничего не слышал, и Давид сказал:
— Но ты приехал не затем, чтобы болтать со мною о храме. Если хочешь что-нибудь узнать о Харите, спроси ее саму. Мы ее с тех пор не видали.
Талиесин печально покачал головой и рассказал, что случилось в становище кимров, когда туда приезжал Аваллах.
— Так что видишь, — заключил он, — дело наше не решено, и мне заказан путь в жилище короля-рыболова, не то я отправился бы туда сам.
— Ясно, — сказал Давид. — Хочешь ли ты, чтобы я передал ей послание?
— Я об этом и думал.
Давид взял из миски еще хлебец, разломил его.
— Ладно, доедим и пойду.
Талиесин вскочил и потянул священника за руку.
— Доедим, когда вернешься.
— Ладно, — согласился тот. — Дай мне своего коня, чтобы я быстрее вернулся.
Они вместе спустились с холма, и Давид взобрался на вороного со словами:
— Что ей передать?
— Скажи, я буду ждать в саду у подножия Тора. Пусть приходит туда.
Давид подъехал к Тору по восточной дамбе и поднялся по вьющейся дорожке к дворцовым воротам. Его без проволочек впустили во двор, где он спешился и на мгновение засмотрелся по сторонам. В который раз его изумило величие дворца — такого он не видел нигде, даже в Константинополе.
Не диво, что соседи-бритты считают Аваллаховых людей волшебными существами: все в них удивляет и восхищает, как если б они и впрямь пришли из Иного Мира. Как знать, может, рассказы о западных землях не лживы, и Аваллах действительно король эльфов с Острова Бессмертных, как уверяют жители окрестных холмов…
Такое ли еще бывает!
Подобные мысли посещали Давида не впервые. Однако сопровождавшее их чувство — будто, вступая на землю Тора, он входит в совершенно иной мир, — ощущалось сейчас сильнее обычного.
«Как легко поверить, — думал он, глядя
