Александр Тув - Ходок VIIl

– Ты вправду собираешься все это проделать? – спокойно поинтересовался он. Обер-Легат в ответ кивнул. – А про йохаров ты слыхал? – продолжил любопытствовать бакарский Легат, и снова кивок. – Тогда я не понимаю…

– Если я откажусь, – невесело усмехнулся Обер-Легат, – Хролф немедленно свяжется с Конрадом Рахтенбергом. – А чем грозит повышенное внимание Прайм-Легата к бакарским событиям объяснять Карлу Мебусу было излишне – он знал и так, и такого развития событий хотел меньше всего. – До полуночи, – продолжил Ульрих, – я не имею права предпринимать никаких самостоятельных действий, потому что все еще являюсь членом комиссии, а не Обер-Легатом. После полуночи я, как всякий добропорядочный гражданин нашей любимой Акро-Меланской Империи, буду спать, так что отрешить тебя от должности я смогу лишь в четвертую склянку. К этому времени все братья должны быть собраны, мы с клириком тоже не опоздаем. Ты все понял?

– Да.

– Тогда приступай к исполнению своего долга.

Несмотря на то, что выпил Обер-Легат в этот вечер изрядно, и, по идее, должен был дрыхнуть без задних ног, похрапывая, посвистывая и пуская ветры, спал он плохо. Ужасно плохо! Всю ночь его мучили кошмары. Лейтмотивом всей этой ночной вакханалии был тоскливый ужас от того, что Прайм-Легат навечно сослал его в страшные болота Западного Предгорья! Это место внушало ужас, как проштрафившимся магам, так и накосячившим Братьям.

Один из кошмаров Ульрих смог вспомнить даже после пробуждения – видать до печенок пробрало. Сумерки, непонятно, то ли рассвет, то ли закат, но, скорее всего закат, потому что висит в воздухе какое-то предчувствие скорого наступления Тьмы (с большой буквы). Он бредет по болоту, причем даже не по зеленому болоту, а по болоту какого-то абсолютно гадкого, ржавого оттенка. Время от времени всплывают огромные газовые пузыри, которые лопаются, достигая поверхности воды, и наполняют воздух «ароматами» смерти и гниения.

Но, запах не самое страшное – Обер-Легат не был кисейной барышней, он видывал в своей жизни и вспоротые животы, с вывалившимися оттуда кишками, которые воздух, однозначно, не озонировали, случалось ему бывать и в больницах для бедных, где вонь выедала глаза, так что повторимся: запах что? – запах ерунда. Заткни нос и дыши ртом… правда потом будет не отплеваться, но это потом.

Ужас был в другом. По мере того, как сгущались сумерки, а ноги все больше и больше увязали в илистом дне, Ульрих все отчетливее, насколько это возможно во сне, понимал, что он заблудился, и что никогда не найдет дорогу к берегу и будет блуждать по этому бескрайнему болоту целую вечность, пока не провалится в какую-нибудь бездонную яму, прикрытую ряской. Мгла и одиночество захлестнули его волной отчаянья.

Однако, и это еще не было концом его страданий. В следующее мгновение спящий Обер-Легат отчетливо осознал, что одиночество – это не самое плохое, что может случиться с человеком на болотах. Сначала неподалеку из воды показалось то, что он первоначально принял за черную кочку, которую не заметил по причине плохой освещенности, но когда «кочка» открыла глаза, а потом и рот, ошибка стала очевидной. Вслед за первой головой показались следующие, их было много, а вскоре стало понятно, что это не мертвые головы, а полноценные мертвяки с руками, ногами, туловищем и головой выбираются из трясины! И вот когда вся эта братия медленно, но неуклонно стала приближаться, а бежать Ульрих не мог, потому что не было сил вырвать ноги из болотного плена, ужас обуял Обер-Легата по-настоящему!

Поэтому, когда слуга разбудил его, осторожно тряся за плечо, он даже не запустил в него сапогом, или каким иным тяжелым предметом, что непременно сделал бы в иных условиях. Ульрих лишь разлепил запекшиеся губы и что-то невнятное промычал, однако слуга был вышколен и службу понимал. Он немедленно помог Обер-Легату немного приподняться и поднес к его губам большую кружку с лекарством. Еще через пару мгновений превосходное светлое пиво скользнуло по пищеводу и достигло желудка Ульриха. С этого момента началось возрождение организма и через короткое время Обер-Легат пришел в такое состояние, что смог понять то, что пытался донести до его сознания слуга.

– Легат Карл Мебус просит немедленно принять его по делу чрезвычайной важности.

Обер-Легат бросил хмурый взгляд на буколический гобелен, на котором была выткана отара, пасущаяся на горном склоне. Солнце, бьющее через окно в номер, еще не осветило вершину горы, у подножия которой разместился сводный отряд из овечек, пастушек, пастушков, барашков и волкодавчиков, а это означало, что утро еще очень раннее. Первым желанием Ульриха было послать раннего визитера к гратовой матери и завалиться спать дальше, но проснувшаяся память услужливо стала разворачивать перед его внутренним взором события вчерашнего вечера и Обер-Легат хриплым голосом распорядился:

– Проводи.

После того, как слуга стремглав бросился исполнять приказ, Ульрих титаническим усилием воли заставил себя подняться с постели, после чего с радостью обнаружил, что спал одетым – значит не придется одеваться! – а это уже плюс, потому что сил хватит только доплестись до стола и рухнуть в ближайшее кресло. Принимать Мебуса лежа ему категорически не хотелось – не стоит демонстрировать слабость перед нижестоящими. Это, как с дрессированными тиграми – почуют слабину – вцепятся в горло.

– Клирик Хролф Эберард убит сегодня ночью, – усаживаясь в кресло напротив Ульриха, произнес Легат. Сказано это было безо всякого выражения, как будто речь шла о вчерашней погоде, а не об убийстве члена Братства!

 «Нет, но все-таки провинция – она провинция и есть! – думал Обер-Легат, страдая от того, что из-за колоссальной физической нагрузки, вызванной перемещением его тела от дивана к столу, действие предыдущей порции «лекарства» уже закончилось, и голова снова стала раскалываться. Общее болезненное состояние организма Ульриха Роттенау усугублялась тем обстоятельством, что головная боль дополнялась ощущением песчаной пустыни во рту. Причем в пустыне было кое-что еще, помимо песка. В ней нагадила многомиллионная армия кошек – видимо приняла ее за огромный лоток. – Никакого обхождения, что тот, что этот, – с горечью констатировал Ульрих. Горечь особенно сильно ощущалась во рту. – Один с порога: «Давай, отстраняй Мебуса за предательство и иди арестовывать Северных Лордов!». Второй: «Хролф Эберард убит!». Тьфу ты! – две деревенщины. Но, Легат еще ладно – не фанатик, а с клириком вообще непонятно, как он до сегодняшнего дня дожил. Как такую гниду раньше не придавили? Непонятно… Ладно, хрен с ним, с клириком, убили и правильно сделали, а вот с Легатом надо держать ухо востро – опасный тип…»