Криптонов Василий - По ту сторону Алой Реки

— Свободны? — выдохнули посиневшие губы. — Свободны?

— Свободны! — кивнул Сардат.

Губы изогнулись, пытаясь улыбнуться. Правая рука, сжатая в кулак, дрожала, и Сардат понял, что нужно сделать. Согнул в локте руку Токсара, положил кулак на грудь. Улыбка, наконец, удалась.

— Свободны! — шепнул Токсар и перестал дышать.

Глава 30

В путь

Под покровом ночи Арека выскользнула из крепости и направилась к баракам. Теплый весенний воздух ласкал кожу, на ясном небе горели далекие звезды. Но почему же так темно? Арека остановилась, задрав голову, и возглас сорвался с губ. Диск луны, обычно озарявший двор серебряным светом, заволокло красной пеленой. Багровый круг на черном небе — будто глаз вампира, обезумевшего от жажды. Никогда в жизни Арека не видела подобного.

В раскрытых окнах барака трепетал свет. Люди целыми днями пропадали на полях, вручную пахали, тут же сеяли. Возвращались глубокой ночью — те, что возвращались. Сейчас, должно быть, сидели, на сотый раз пережевывая жалкие крохи хлеба.

Подойдя к окну, Арека тихо позвала служанку по имени. Тут же показалась седая голова. Арека закусила губу, взглянув Акре в лицо. Глаза глубоко запали, кожа плотно обтягивала череп, губы растрескались.

— Здравствуйте, госпожа. — Голос остался прежним.

— Вот, возьми! — Арека протянула сверток.

— Спасибо, госпожа. Я сейчас.

Акра исчезла — понесла еду детям. Помимо хлеба, в свертке было немного вареного мяса — то, что Арека сумела спрятать за ужином. Ни за что не осмелилась бы она сказать Акре, что кладовые стремительно пустеют. Арека, которой всегда доставалось самое лучшее, давно заметила, как оскудело ежедневное меню. Оскудело и измельчало.

Вернулась Акра. Арека вдруг поняла, что не знает, зачем ждала служанку. Раскрыв рот, сказала, не думая:

— Вернись, Акра.

— Что вы говорите? — прошептала та.

— Вернись ко мне. Тебе незачем сидеть в бараке. Тебе нужно поесть, поспать в хорошей постели.

Акра покачала головой.

— Нет, госпожа. Мое место здесь — и нигде больше.

— Но почему? — Арека всхлипнула.

В глазах Акры забрезжила жалость. Месяц назад Арека оскорбилась бы, наорала на служанку, но сейчас… Сейчас ей хотелось, чтобы Акра ее обняла.

— Подождите, я выйду.

Арека прислонилась к стене. Кулаком яростно размазала слезы по лицу. Там, в бараке, тоже кто-то плакал. Больше не слышно ничего, кроме тяжелого дыхания. Люди берегли силы.

Скрипнула дверь, раздались торопливые шаги. Вот Акра стоит рядом, смотрит на луну.

— Недобрый знак, — вздохнула женщина. — Где-то пролилась кровь.

Арека смотрела лишь на Акру. Теперь она казалась еще более изможденной, чем через окно. Легкий ветерок пошатывал ее.

— Что вас тревожит, госпожа? — мягко спросила Акра. Она смотрела девушке в глаза.

Арека потупилась.

— Какая я тебе госпожа…

— Избалованная, — сказала Акра. — Самовлюбленная. Очень глупая и очень несчастная. Одинокая.

Арека дрожала. Слез не сдержать — потоки хлынули из глаз. Почему, почему она терпит эти слова? Почему не ударит по лицу служанку? Неужели ласковый голос тому виной? Или просто говорит она правду.

— Я ненавижу ее, — простонала Арека. — Ничего не могу с собой поделать, Акра. Каждый день захожу в ту комнату, смотрю на портрет — и ненавижу! Ее волосы, глаза, ее улыбку, ее платье… И стихи еще эти, дурацкие!

— Да что же такого сделала вам эта малышка? — Акра коснулась пальцами волос Ареки и, не встретив сопротивления, погладила.

— Я любила одного человека. И сейчас его люблю. А он… Он хотел быть только с ней. Знал ведь, что она вампир, и все равно… Так же, как эти… Как я теперь… Наверняка она каждый день пила у него кровь, а он и радовался! Но даже теперь я выбежала бы ему навстречу, обняла бы его и никогда не отпускала. Хотя господин заполнил мое сердце и душу — там все равно еще много места для него. А он… Он не нашел для меня даже вот столечко места. Все отдал ей!

Акра обняла плачущую девушку, и та обхватила ее руками.

— Бедный ты ребенок, — вздохнула служанка. — Ешь досыта, а несчастнее тех, кто от голода шевельнуться не может.

— Это она все сделала!

— Это ненависть твоя с тобой делает. Ненавистью полон твой господин, и в тебя она льется — с каждым укусом. Борись, глупышка. Сражайся с ненавистью, пока она тебя не испепелила.

Акра запела песню-молитву об Алой Реке. Тихо, темно. Только робкий свет из окошка, только багровая луна, да плавные покачивания в такт мелодии. Слушая знакомые слова, Арека успокоилась. Не хотелось размыкать объятий. Откуда же в этом тщедушном теле столько доброты? И к кому — к Ареке, которая ей слова доброго никогда не сказала!

— Может, уже испепелила, — прошептала Арека.

— Я в это не верю, госпожа. Вы сильны. Боритесь, и рано или поздно счастье вам улыбнется. Всем нам — улыбнется.

В тяжелое забытье просочилось журчание реки. Вода омывала правую ладонь — ласково, мягко. Чья-то рука, еще более нежная, гладила лицо Левмира. Потом зазвучал тонкий грустный голос:

Ярко-алая рекаЧто течет издалекаПринеси нам к дому счастьеЖизнь людская нелегка

Пусть бурлит твоя волнаНет ни отдыха, ни снаТы уносишь наши жизниНиоткуда в никуда

Голос убаюкивал, но засыпали только боль и страх. К Левмиру возвращалось сознание. Дрогнули, приподнялись веки. Рассеянный взгляд блуждал по голубому небу, но вот в поле зрения попал серебряный локон. Левмир шевельнулся.

Он лежал головой на коленях И. Девочка покачивалась в такт песне, глаза закрыты, по щекам бегут слезы, а на губах — грустная улыбка. Тихо-тихо лилась песня:

Пусть пустынны берегаНет ни друга, ни врагаТы струишься через землиЧерез годы и века

— Жива, — шепнул Левмир.

— Потому что ты жив, — отозвалась И, не открывая глаз. — Послушай, как журчит река. Совсем как ручеек на той полянке, правда?

— На той полянке ты забрала мою жизнь, а взамен дала другую. Ту, где мы вместе.

И глубоко вдохнула. Левмир ощутил дрожь ее тела.

— Прости. — Слово вырвалось с рыданием.

— За что?

— Нужно было спасти твоих родителей. Сказать сразу, увести вас прочь. Прости меня! Я такая была глупая. Хотела, чтобы ты был у меня — и только.