Гарри Тертлдав - Мечи легиона

— Именно так объявил Синод, который осудил Авшара, — кивнул Бальзамон. — Я читал заключения Синода. Это были самые страшные слова, какие мне когда-либо приходилось читать. Даже предавшись злому богу, Авшар оставался ослепительным и жутким, как молния. Его доводы и аргументы до сих пор живы — на пергаменте. В них звучит страшная убежденность, от которой и сегодня стынет кровь в жилах. И если, — задумчиво проговорил Патриарх, — в поклонении злу и темноте он нашел возможность победить даже само Время, если он сумел дожить до сегодняшних дней, если он и сейчас пытается повергнуть Империю на колени — страну, которая сперва оценила его способности и знания, а потом осудила его…

— Не повергнуть на колени, а победить, завоевать и править ею, как ему захочется, — перебил Скавр.

— Это еще хуже. Но теперь многое из того, что случилось за долгие столетия, прояснилось и стало куда более осмысленным. Например, странное, варварское, почти звериное поведение халогаев, которые пересекли Астрис во время правления Анфимия Третьего пятьсот лет назад. В немалой степени их удачный поход объясняется дряхлостью Анфимия, однако затем, тремя годами позднее, на престол сел Крисп…

— Боюсь, все эти имена мне неизвестны, — сказал Марк. Это признание опечалило его. Даже после стольких лет жизни в Видессе он все еще был так невежествен во многом, что касалось Империи и ее древней истории!

Марк хотел добавить что-то еще, но Бальзамон больше не — замечал его. Глаза Патриарха затуманились. Казалось, старик вперился взором куда-то вдаль и не может отвести взгляда.

Скавр однажды уже видел это выражение на лице Патриарха, и волосы на голове трибуна встали дыбом, а по коже побежали мурашки. Страшные пророческие видения были для Бальзамона ловушкой. Наконец Патриарх очнулся от своего жуткого сна.

— Все то же, то же, — проговорил он с мукой в глухом голосе. — Все то же самое. Все повторяется.

Он произнес эти слова несколько раз, прежде чем окончательно пришел в себя. Марк не посмел спросить Патриарха, что именно тот увидел. Трибун ушел так тихо и незаметно, как только мог.

День выдался теплый, но на протяжении всего пути в лагерь легионеров Марка пробирала ледяная дрожь. Он слишком хорошо помнил, что сказала Алипия о видениях Патриарха: на Бальзамоне лежало проклятие видеть только гибель. Теперь же, когда расстояние между Авшаром и Видессом таяло с каждым днем, трибуну становилось страшно при одной только мысли о том, что он знает, из какой бездны явился колдун.

Глава двенадцатая

Донесение разведчиков Туризина оказалось точным. Судя по количеству огней походных костров, мерцающих на краю степи, армия йездов значительно превышала ту, что стояла у них на пути. Порывы западного ветра доносили до трибуна бесконечное скандирование: «Авшар! Авшар! Авшар!» Глухие удары барабанов сопровождали эти крики, и от рокота у любого, кто сражался при Марагхе, мурашки бежали по спине. Трудно было забыть о той кошмарной ночи, когда йезды окружили видессианский лагерь.

Однако Гай Филипп только презрительно фыркал:

— Пускай себе стучат. Они могут не спать и драть глотку всю ночь, если им так нравится. Лично я собираюсь хорошенько выспаться.

Скавр кивнул:

— Гавр не очень любит стоять в обороне, но при необходимости он знает, как это делать.

Император двигался от Амориона на северо-запад, покуда нашел нужное ему поле битвы — степь, резко обрывающуюся оврагом. Здесь высилась одинокая скала с острыми камнями. Видессиане разбили наверху укрепленный лагерь. Несколько отрядов и две легкие катапульты прикрывали более незначительные подходы к вершине.

Авшар даже и не пытался атаковать их. Он бросил свою армию прямо на основную часть имперского войска. В отличие от Туризина, князь-колдун рвался в бой.

Разведчики уже обменивались ударами сабель и стрелами на «ничейной земле», и дикое ржание раненой лошади прорезало вопли йездов.

— Значит, завтра, — рассеянно говорил Гай Филипп, примеряя легионерский шлем, который он одолжил у солдата. Удовлетворившись результатом примерки, старший центурион повернулся спиной к костру и уставился в темноту, пытаясь прикинуть, кто же победил в ночной стычке. Но в такой темени почти невозможно было это узнать.

Спустя некоторое время на лице Гая Филиппа проступило выражение замешательства.

— Насколько я понимаю, — сказал он, — Гавр делает все, как полагается. Почему же мне это так не нравится?

— Потому что мы сидим на месте, — тут же отозвался Виридовикс. Горячий нрав кельта заставлял его жаждать действий еще больше, чем Туризина.

— Это не имело бы значения, будь армия уверена в себе, — возразил Горгид. — Однако наша армия… — Он не закончил фразы и выразительно замолчал.

Марк знал, что имел в виду грек. Некоторые отряды армии Туризина -пестрой, собранной с миру по нитке — были вполне крепки и боеспособны. Легионеры всегда сражались с йездами до последнего, как и хатриши, действовавшие с римлянами бок о бок, начиная с Марагхи. Гвардейцы-халогаи, постоянно сопровождавшие Императора, вообще не страшились никого на свете. Что касается аршаумов, то йезды для них были всего лишь еще одним хаморским племенем. Конники Арига составляли большую часть кавалерийского прикрытия Туризина.

Однако видессиане — основа и ядро боевых сил Гавра — были далеко не так едины. Несколько подразделений были укомплектованы ветеранами, такими же опытными профессионалами, как и наемники. Однако для других — гарнизонных солдат из маленьких городков, вроде Серреса, для бойцов местной самообороны — эта битва была первой в их жизни. И никто не мог предвидеть, насколько хорошо будут сражаться неопытные новобранцы.

Кроме того, каждый знал, хотя и не говорил об этом вслух, что Авшар со своим дьявольским колдовством сам по себе стоит целой армии. И эта страшная невысказанная мысль шевелилась в каждой голове, в равной степени устрашая и новичков, и ветеранов.

— Завтра, — пробормотал Скавр и подумал: было то молитвой или проклятием.

Солдат успели накормить прежде, чем они заняли свои места в строю. Выбрав место для боя, Император одновременно с тем заранее рассчитал и порядок расположения частей. Он сам и гвардейцы-халогаи заняли центральную позицию. Северяне выступили вперед, и их могучие боевые топоры заиграли кроваво-золотым светом в лучах восходящего солнца.

На левом фланге, манипула за манипулой, как на параде, выстроились легионеры. Перед каждой манипулой находился присвоенный ей значок-сигна -две сжатые руки, поднятые венком. Позолоченные значки ярко сверкали в утреннем свете. Острия легионерских копий казались двигающимся лесом, когда римляне шагали к своей позиции на поле.