Карина Демина - Невеста

— Осторожно, моя радость… не спеши.

Пытаюсь. Но мне так хочется поскорее оказаться внизу, что я почти поскальзываюсь, почти срываюсь… и, очутившись в руках Одена, просто-напросто цепляюсь за него.

— Сейчас домой вернемся. И все будет хорошо.

Врет ведь.

Он насквозь пропах дымом. А на куртке и рубашке бурые пятна проступили, которые ни с чем не спутаешь. Кровь?

— Я цел. — Оден усаживает меня на коня и сам запрыгивает в седло. Так лучше. В его руках со мной ничего не случится. — Эйо… я не мог прийти раньше. На поле кое-что случилось…

Оттуда кровь.

И стая, которую я видела, вовсе не примерещилась.

— Мне нужно было добраться до поместья. Предупредить. И попытаться перехватить этих… — Он проглатывает ругательство. И только рука, лежащая на моем животе, сжимается в кулак. — Но могло получиться так, что они перехватили бы меня. — Исход схватки был бы предрешен. — Я не имел права рисковать тобой.

Вот только без него мне все равно не жить. И Оден это знает.

— Да и в одиночку больше шансов уйти.

— Я понимаю.

— Спасибо.

В дом он меня вносит на руках. Горячая ванна уже готова. Оден уходит, я так и не успеваю спросить, что же случилось там, на поле. А потом, сквозь запертые двери, я слышу, как Виттар орет на брата. Подслушивать я не собираюсь, но они оба не дают себе труда сдерживать эмоции.

— …чем ты только думал? Сказано было — не выходить!

В этом голосе отчетливо слышны рокочущие ноты.

Я отступаю от двери.

— На приключения потянуло?

— А тебе сложно было объяснить, что происходит? Проще использовать меня втемную? — Оден зол, но спокоен.

Я не представляю, во что ему это спокойствие обходится. И затыкаю уши.

Голоса стихают, но в тишине мне страшно… и я забираюсь в кровать Одена, прячусь под подушку, но продолжаю ловить обрывки фраз.

— …понадежней запереть меня попробуй.

— Запру. Понадобится, и на цепь посажу.

Виттар замолкает, видимо понимая, что именно сказал. А Оден не спешит с ответом.

Но вот громко хлопает дверь, и это точка в их разговоре.

Оден появляется и молча ложится рядом, он сгребает меня в охапку и просто держит. Я слышу, как быстро, безумно колотится его сердце. Рука, которая коснулась шеи в попытке нащупать след ошейника, выдает мысли.

— Это просто слова. — Я перехватываю руку.

— Слышала?

— По-моему, все слышали.

— Ну да… наверное. Она была права. Я не умею жить, подчиняясь. И он тоже прав.

— В чем?

— Мне не следовало уходить. Я думал, что на землях рода не может произойти плохого.

И ошибся. Он сам мне когда-то говорил, что ошибаются все. И я повторяю его же слова, только Оден не слышит.

— Я не имел права рисковать тобой.

Сердце успокаивается.

— Оден, те люди из деревни…

— Их больше нет.

— Я видела… стаю. Они вернутся, да? За мной?

Я ведь знаю ответ, и Оден лгать не станет. Он отстраняется и смотрит в глаза, а потом касается губами лба и говорит:

— За нами.

Глава 36

ВЫБОР

Стая пришла с запада. Их след взяли от реки, но там же потеряли: вода размывала берега, стирая и запахи, и отпечатки лап. Пройти удалось пять миль, а после река распалась на десятки рукавов, которые переплетались друг с другом. Зелеными лентами в водяных косах прорастала осока, поблескивали синевой озерца.

Затем ручьи исчезли вовсе, и перед Виттаром открылась серо-желтая гладь болота.

Тот, кто привел стаю, хорошо изучил местность.

Мысль об этом вызывала такие приступы ярости, что Виттар с трудом сдерживал желание броситься по размытому следу, а когда тот вовсе исчезнет, то и дальше, по тропе ли, просто ли наугад.

Вызвать.

И убить.

Виттар заставил себя отойти от кромки болота, очерченной узкой полосой осинника. Сменив облик, он подошел к лошади, оделся и знаком велел людям возвращаться.

Слишком много времени прошло. Стая, налакавшись крови, отползла. Искать их будут, но Виттар сомневался, что найдут. И чем дольше он думал, тем отчетливей понимал, куда будет направлен следующий удар.

Поле уже расчистили.

Раненых, к счастью, было больше, чем убитых. О них позаботятся, как и о тех, кому врачебная помощь уже не нужна. Глядя на черные пятна кострищ, вытоптанную землю, осколки бочек, перевернутый фургон — наверняка кто-то пытался спрятаться под ним, — Виттар пытался справиться с собой.

Он закрыл глаза и втянул воздух.

Запахи…

Охраны, что, повинуясь знаку, держалась поодаль.

Травы, которая начала подсыхать на солнце. Крови, пропитавшей землю. Самой земли. Дерева. Угля. Перебродившего яблочного сока. И чужаков… эти запахи Виттар разбирал осторожно, выискивая тот самый, знакомый по парку…

Еще немного — и…

Он видел, как это было.

Виттару случалось сбегать в деревню. Хмельная ночь, одна-единственная в году, когда все если не равны, то всяко ближе друг к другу, нежели в остальное время. Останавливаются тяжелые деревянные давильни. Сок уже разлит по бочкам, которые готовили загодя, прополаскивая проточной водой. Изнутри на дереве сохранялся темный осадок, и чем он толще был, тем больше ценилась бочка. Самые старые всегда получали первый сок.

Их метили особыми знаками.

Нет, это было днем.

И бани…

И чадящие кухни, где хозяйки готовили угощение, хвастаясь мастерством…

Доставались из сундуков наряды и шкатулки с нехитрыми украшениями…

Они все готовились к празднику.

Виттар стряхнул воспоминание.

Первыми на поле появлялись старухи, что рассаживались у длинного кострища… за ними — девицы на выданье, спешившие до наступления темноты покрасоваться друг перед дружкой или перед женихами. Те, держась в стороне, поглядывали на небо, дожидаясь темноты.

Нынешней ночью многое было позволено.

Шли молодухи, крепко держа законных мужей, чтобы не увлекло их, захмелевших, всеобщее безумное веселье. Выводили песню за песней бабы, которые уже успели смириться с неизбежным.

Стая залегла с полудня.

В черничнике… в высокой траве, которая так и не распрямилась. В старой яме, запорошенной гнилыми листьями. В кустах жимолости… следы отчетливы. Явны.

У стаи хватило терпения выждать, пока соберутся все.

Напали они, насколько Виттар понял, одновременно, значит, по сигналу. Следы не лгут… Вот круг девичьего хоровода, кровь и разбросанные алые бусины… ленты… ошметки волос. Разодранная когтями земля, растоптанное кострище, тяжелая продавленная полоса — добыча была тяжела.

А здесь играли, позволяя жертве метаться, подталкивая друг к другу…