Маргарет Уэйс - Сага о копье: Омнибус. Том II
Крисания не смогла закончить. Последние силы покинули ее, и она, опустошенная, оставленная во тьме, почувствовала, что не способна выносить более постоянную внутреннюю борьбу с собой. Опустив голову на руки, жрица горько заплакала. Гулкое эхо тотчас подхватило ее рыдания — отчаянные рыдания человека, утратившего последнюю надежду.
Внезапно Крисания почувствовала, как ее коснулась чья-то рука. Жрица вздрогнула от ужаса, однако рука эта была сильной и теплой.
— Ну-ну, Тика, — сказал совсем рядом сонный голос. — Все будет хорошо, ты только не плачь.
Приподняв заплаканное лицо, Крисания увидела, как вздымается и опускается грудь Карамона. Гигант дышал ровно и глубоко, мертвенная бледность постепенно сходила с его чела. Белые отметины на шее тоже поблекли. Похлопав Крисанию по руке, Карамон улыбнулся.
— Это просто дурной сон, Тика, — пробормотал он. — Все пройдет… к утру все пройдет…
Подтянув к подбородку пыльный бархат занавески, Карамон завозился на полу, громко зевнул и, перевернувшись на бок, погрузился в глубокий и спокойный сон.
Не находя сил даже для благодарности Паладайну, Крисания неподвижно сидела и смотрела, как спит исцеленный ею воин. Затем какой-то звук донесся до ее слуха — это был звук капающей воды! Повернувшись, жрица заметила на столе стеклянную реторту. Носик ее был отбит, а сама реторта лежала на боку, у самого края столешницы. Ее содержимое разлилось сотни лет назад, и с тех пор реторта валялась здесь, пустая и пыльная, однако теперь внутри сосуда сверкала чистая прозрачная жидкость, которая медленно стекала на пол. В свете магического посоха каждая капелька блистала словно настоящий бриллиант.
Крисания нерешительно протянула руку и, поймав несколько капель на ладонь, поднесла руку к губам.
— Вода! — выдохнула она.
Вода немного горчила и имела солоноватый привкус, однако Крисании она показалась удивительно вкусной, вкуснее всех вин, которые она когда-либо пробовала. Заставив себя подняться, Крисания набрала в ладонь воды и жадно припала к ней ртом. Напившись, она поставила реторту вертикально и с удивлением заметила, что уровень жидкости внутри немедленно восстановился.
Теперь Крисания смогла поблагодарить Паладайна, обратившись к нему со словами, которые поднялись из самых глубин ее сердца. Страх перед темнотой и населяющими ее тварями пропал, — ее бог не отвернулся от нее, он все еще помогал своей жрице, хотя она, возможно, успела разочаровать его.
Справившись со страхом, Крисания вновь посмотрела на Карамона. Исполин спал спокойно и безмятежно, словно ребенок. Поняв, что за него она может теперь не бояться, жрица направилась к тому месту, где, закутанный в плащ, с синими от холода губами, лежал брат-близнец воина.
Крисания легла на пол рядом с Рейстлином и накрылась вместе с ним сорванной занавеской, надеясь, что жар ее тела, согреет обоих. Положив голову на плечо мага, жрица смежила глаза и позволила себе погрузиться в забытье.
Глава 3
— Она назвала его «Рейстлин»!
— А потом — «Фистандантилус»!
— Как нам узнать, кто он в действительности? Ведь он пришел не через Рощу, как было предсказано. Он пришел без власти! А эти двое? Кто они? Владыка должен был прийти один!
— И все же его магические силы огромны! Я не посмею бросить ему вызов…
— Даже за такую награду, которая нам обещана?
— Запах крови заставил тебя совершенно потерять разум! Если это он и если он узнает, что ты пожрал его избранных, ты вновь окажешься в извечной тьме, где беспрестанно будешь алкать свежей крови, но никогда не сможешь ее попробовать!
— А если это не он, то окажется, что мы не сумели сохранить Башню от вторжения, и тогда уже Она обрушит на нас свой гнев, который будет столь ужасным, что даже та судьба, о которой ты только что говорил, покажется желанной, но — увы — недостижимой!
Последовала непродолжительная тишина.
— Существует один способ проверить.
— Это опасно. Он очень слаб. Мы можем ненароком убить его.
— Но мы должны быть уверены! Пусть лучше он умрет — страшнее не выполнить своего долга перед Ее Темным Величеством.
— Да… его смерть можно будет объяснить. А его жизнь… возможно, и нет.
Холодная, резкая боль проникла сквозь пелену бесчувствия и, подобно ледяным осколкам, пронзила мозг Рейстлина. Маг напрягся, стараясь пробиться сквозь туман собственного бессилия и хоть на краткий миг вернуться в сознание.
Открыв глаза, он чуть было не задохнулся от ужаса: в воздухе над ним плавали две кошмарные головы, лишенные тел, и разглядывали его своими пустыми глазницами. Невидимые холодные руки трогали его грудь — прикосновение ледяных пальцев и заставило его прийти в себя.
Заглянув в черноту пустых глаз, маг мгновенно понял, что нужно от него этим тварям, и парализующий страх охватил его с неодолимой силой;
— Нет! — прошептал он едва слышно. — Я не переживу этого во второй раз!
— Переживешь. Мы должны быть уверены наверняка! — пришел ответ.
Дерзкие слова заставили Рейстлина вскипеть от гнева. Прошипев проклятие, он попробовал приподняться и оторвать от своей груди невидимые холодные руки, но все было тщетно. Тело его отказывалось повиноваться. Только пальцы Рейстлина дрогнули я скрючились — и это было все, чего он достиг.
Ярость, боль, бессильное отчаяние — все это разом смешалось в пронзительном крике, исторгнутом Рейстлином, однако никто его не услышал — даже он сам. Руки ужасных тварей стиснули его грудь с новой силой, острая боль вонзилась под ребра, и Рейстлин провалился… в воспоминания.
В комнате, где тем утром работали семеро учеников мага, не было ни одного окна. Солнцу и лунам, как серебряной, так и красной, не позволялось заглядывать в эту просторную келью. Что же касалось третьей — черной — луны, то ее присутствие ощущалось здесь точно так же, как и в открытом небе над Кринном, где она постоянно, но незримо парила.
Комната была освещена толстыми восковыми свечами, которые стояли на столах в серебряных подсвечниках. Благодаря этому любой из учеников мог осветить свое рабочее место так, как ему было удобно.
Это было единственное помещение в огромном замке Фистандантилуса, которое освещалось свечами. Во всех остальных комнатах свисали с потолков стеклянные шары, которые источали магический свет, рассеивающий сумрак этого оплота тьмы.
В комнате же, где работали ученики, стеклянные шары не применялись по одной простой причине: там они непременно погасли бы, так как келью постоянно охраняло заклятие, рассеивающее колдовство. Только таким образом удавалось избежать постороннего влияния, в том числе влияния солнца и двух дающих свет лун.
Шестеро учеников сидели за столом подле друг друга, негромко переговариваясь или занимаясь своими изысканиями молча. Седьмой ученик расположился отдельно от остальных на дальнем конце стола. Время от времени то один, то другой из скучившейся шестерки поднимал голову и с беспокойством поглядывал на седьмого, однако всякий раз быстро отводил глаза, смущенный встречным взглядом.
Это осторожное любопытство забавляло седьмого ученика, и на губах его время от времени появлялась холодная улыбка. За те несколько месяцев, что Рейстлин прожил в замке Фистандантилуса, он почти не находил поводов даже для подобного развлечения. Откровенно говоря, пребывание здесь далось ему нелегко, и дело было вовсе не в том, что он вынужден был постоянно скрывать свое истинное могущество, чтобы не дать Фистандантилусу возможности догадаться, кто его ученик на самом деле. Рейстлин довольно удачно притворился одним из тех простаков, которые работали на Фистандантилуса в надежде заслужить его благосклонность и стать настоящими учениками, с которыми маг хоть отчасти поделился бы своим великим знанием.
Обман и хитрость давались Рейстлину легко. Ему, пожалуй, даже нравилось, прикидываясь наивным деревенщиной, выполнять задания мага чуть лучше и чуть быстрее остальных учеников, чем он неизменно приводил последних в замешательство. Он азартно играл в эту игру и с самим Фистандантилусом, неизменно одерживая верх над проницательным магом. Рейстлин часто ощущал на себе взгляд Фистандантилуса и в эти минуты мог даже прочесть его мысли. «Кто такой, этот мой ученик? — думал маг. — Откуда у него такая сила? Ведь я чувствую ее, но мне ни разу не удалось увидеть ее в действии».
Иногда Рейстлин замечал, что Фистандантилус рассматривает его так, словно пытается вспомнить, где и когда он мог видеть своего ученика прежде…
Нет, эти игры определенно были Рейстлину по душе, однако в его ученичестве была и другая сторона, которая ему не нравилась. Дело заключалось в том, что каждый день, проведенный им в замке Фистандантилуса, напоминал ему о самой горькой поре в его жизни — о тех годах, когда он учился в школе магов.
