Мария Чернокрылая - Эта безумная, безумная семья

Опуская все древние обороты, текст сводился к вот этому:

"Ровно сто тридцать одно полнолуние могут прожить оборотни-полукровки и квартероны без инициации. Затем их звериная суть берет верх над человеческим разумом. Приходит власть сумасшествия. Если, конечно, оборотню удается выжить.

До шестьдесят первого полнолуния луна не смеет тревожить звериную суть полукровки или квартерона. Затем приходит ее власть. И власть зверя. За день до полнолуния, с наступлением заката зверь в оборотне начинает побеждать человеческий разум, происходит внутренний оборот — оборотень чувствует, как каждая мышца, каждая кость выворачивается наизнанку, желая принять другой облик, подчиняясь воли духа.

Слава богам, берегущим детей земли! Ибо берегут они своих детей без исключения. Молодой оборотень на вторую ночь после полнолуния забывает боль и в памяти его произошедшее остается простым кошмаром.

Но одиннадцатое полнолуние в год перед вступлением в силу (этот день наступает в день одиннадцатилетия) — последнее полнолуние, когда оборотня еще можно инициировать. Двенадцатый восход полной луны становится концом осознанного существования оборотня, рожденного от смешения кровей.

Что же есть инициация? Если вспомнить человеческие легенды, то оборотень — существо неживое, и в какое-то время они действительно считались за разумную нежить на планете Земля. Эти слухи не лишены под собой оснований. Потому что инициация есть ничто иное, как умерщвление оборотня особым способом — необходимо вонзить в сердце полукровки добрую сталь. Делать это нужно в полнолуние, ровно в полночь, на краю леса, призвав в свидетели лесных духов…"

К чему мне это вспомнилось? Леша — оборотень-квартерон. Если бы крови оборотней в нем было бы меньше, чем одна четвертая, максимум, что бы ему грозило — дикая тяга к природе и слабость к слабо прожаренному мясу. Если бы было больше — каан-ша показал бы это, да и родственники мои молчать бы не стали.

И почему мне раньше в голову не могло придти, что такое может быть?.. Отчего я закрывала глаза на мелкие приметы, почему решила, что они несущественны?.. Как я могла не заметить… не спохватиться вовремя…

Обо всем этом я вспоминала и думала, пока собирала наши вещи. Пока сходила с поезда, взвалив Лешу себе на спину. Пока чувствовала удивленные взгляды в спину — люди наверняка приняли меня за сумасшедшую, потому что вряд ли бы кто-нибудь в здравом уме сошел с поезда с больным ребенком чуть ли не посреди леса, тем более под вечер. А потом я шла, время от времени погрязая в сугробах, и пыталась себя убедить, что не ошиблась. Потому что если я ошиблась снова, если я проведу инициацию, а потом окажется, что Леша просто умудрился где-то сильно заболеть… Я себе этого не прощу…

Я шла и не чувствовала, как по щекам сбегают время от времени редкие слезинки. Мне снова было страшно, до опустошения, до крика. Но темнота наступала слишком быстро, и приходилось стискивать зубы и торопиться как можно быстрее. Уйти от людей, чтобы никто ничего не увидел. Уйти подальше в лес, туда, где лесные духи меня услышат, даже сейчас, зимой.

Только бы успеть…

Пальцы плохо меня слушались, когда я пыталась стянуть с Леши одежды — при обороте она будет только мешать. Меня тихо трясло, и я мысленно то ли благодарила, то ли проклинала свою привычку постоянно брать с собой оружие, а заодно и того, кто подарил мне на день рождение такой замечательный клинок, с которым мне до последнего времени не хотелось расставаться. Сейчас казалось, что лучше бы мои глаза его не видели. Но в то же время… в феврале Леше исполниться одиннадцать… и нет времени ни проверять свои догадки, ни сомневаться. Только действовать.

Вокруг было темно, время утекало сквозь пальцы. Я уложила Лешу, который снова начал поскуливать от боли, на собственную куртку, чтобы не замерз, и сейчас почти бессвязно шептала то ли обращение, то ли молитву к лесным духам. Меч лежал рядом.

— Духи леса… Духи жизни… Я знаю, что чужая вам, что проклята. И я не смела бы взывать к вам, если бы не стоял вопрос жизни и смерти… Не моей… Этого мальчика. Пожалуйста, помогите… Не за себя прошу, не себе прошу… Но я очень люблю его, всей душой, всем сердцем… Вы ведь знаете, когда лгут, а когда говорят правду… Он — моя семья. Он достоин помощи, духи леса…

Я выдохлась и замолчала, низко склонив голову. Ответа не было. Впрочем, может и был, но я не знала, чего ждать и откуда. Я просто ждала, отсчитывая секунды до полуночи. Совсем немного осталось. Руки привычно легли на рукоять, будто сами собой, не зависимо от разума. Я с любовью посмотрела на Лешу и прошептала одними губами: "Прости…".

Пробила полночь, и клинок сам собой опустился вниз. Еще до того, как сталь коснулась нежной кожи, я поняла, что мимо сердца я не промахнулась. И время остановилось.

Секунда…

Еще секунда…

Еще…

Каждое мгновение растягивается в вечность.

Я смотрю на белое даже на фоне снега лицо. Ничего не происходит.

Медленно, не спеша, душу заполняет отчаяние и нелепая, глупая мысль: "Ошиблась". Я ошиблась…

И когда показалось, что уже ничего не произойдет, над ухом раздался тихий, вкрадчивый шепот, словно листья шелестят на ветру:

— Отпусти…

Вздрогнув, я оглянулась, не понимая, что мне нужно сделать. Но поверх моих ладоней опустились чьи-то еще, незримые для простого глаза. И потянули меч вверх.

Как только сталь вышла из тела, я замерла, заворожено глядя, как рана от меча затягивается сама собой. А затем меняются привычные мне очертания человеческого тела, появляется шерсть, удлиняется морда. Как знакомый мальчик, как мой сын Леша вдруг превращается в волка…

И вот, больше нет человека, будто и не было никогда.

Волк открыл глаза и посмотрел на меня. Глаза были незнакомые, желтые, звериные. И смотрели на меня, не узнавая. Я даже опешила, подумала, вдруг это обман зрения, вдруг это не мой Леша. Но опустила взгляд ниже, на шею. Мой оберег. Снова посмотрев в глаза волку, я тихо, неуверенно прошептала:

— Это я… Леша… Эврика…

На миг что-то в желтых глазах промелькнуло, словно тень узнавания. Волк неторопливо поднялся, чуть прихрамывая на правую переднюю лапу — Матильда же говорила, что еще дней пять будет болеть. Я невольно слабо улыбнулась, подумав, как это было давно. И осторожно протянула руку, чтобы коснуться только что инициированного оборотня. Леша не отпрянул. Наконец, узнав меня, он подался вперед, прижался ко мне, доверчиво, как к родной. Я уткнулась носом в его шерсть и закрыла глаза. Слез не было. Было только облегчение и едва уловимая радость, которые медленно заполняли пустоту внутри. Все хорошо…