Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

Теперь северная граница тянулась на дюжину оройхонов — расстояние воистину сверхъестественное! Ни о каких военных действиях со стороны братьев не могло быть и речи, зато нищие общинники хлынули на запад рекой. На самом деле их оставалось не так много, но страна была велика, и даже это небольшое количество грозило захлестнуть край изгоев. Земли изгоев ощетинились колючими изгородями, бывшие бродяги и переселенцы взялись за хлысты и гарпуны. Нашествие остановилось. Вероятно, вскоре оно вновь началось бы, и никакие ограды не смогли бы остановить голодных людей, но через пару дней очистившиеся земли дружно зазеленели всходами хлебной травы, и вскоре большинство участков оказалось захвачено недавними общинниками. В неначавшейся войне победили заборы. Один за другим поделенные оройхоны просили у Ээтгона помощи и защиты.

Шооран в это время был далеко. Верный привычке уходить от шума, он бежал в земли вана. Ай, без которой он уже не мыслил себя, безропотно шла следом. Выйдя к уцелевшей части далайна, Шооран узнал, что здесь об Ёроол-Гуе не забывали. Чуть не каждый день приходили известия, что Многорукий разграбил один из прибрежных участков. Ёроол-Гуй приходил так часто, что во многих местах чавга не успевала вырасти и путешественники жили впроголодь, хотя были, наверное, единственными бродягами на всем побережье.

Месяц в стране вана принес еще дюжину оройхонов, причем большинство из них приращивало сухие земли. Местом стоянки Шооран выбрал западное побережье, где Ёроол-Гуй не появлялся. На западе Шооран мог представляться сказителем, и никто не связывал его имени с делами, творившимися на восточном побережье. Людям, годами сидящим на одном клочке земли, не под силу представить, что за день можно пройти такое расстояние. Ведь это так далеко: полстраны! А на самом деле — четыре или пять часов хорошего хода. Не так длинны оказывались дороги Мозолистой Пятки, можно понять его недовольство.

Через месяц Шооран засобирался в путь, но вновь встретил кордоны на пути к Моэрталу. На этот раз Шооран не повернул, а твердо решил пройти дальше. Он начал прокладывать дорогу, расширяя перешеек. Поставил один оройхон, ожидая облав, отскочил назад, создал уже не для Ёроол-Гуя, а для людей пару отвлекающих оройхонов: пусть в совете вана думают, что илбэч повернул назад, вновь вернулся к заставам, увеличив проход до целого сухого оройхона, но и теперь не стал уходить, а направился на запад. Шел напрямик через сухие земли, благо что был хорошо одет и предлагал для продажи добытый на берегу волос и костяные иглы. На западе еще оставалось несколько мест, где можно ставить оройхоны, и Шооран в одну ночь поставил сразу три. Потом, хотя его качало от усталости, отправился в обратный путь. Вернулся засветло, вечер и часть ночи отсыпался под присмотром Ай, а перед рассветом безо всяких треволнений ушел к Моэрталу. Уже на другом берегу, оглядываясь на ленту пройденной дороги, подумал, а стоило ли устраивать эти броски, не пытается ли он перехитрить самого себя? И сам себя успокоил: «стоило». Ведь земли в результате стало больше, а далайна — меньше. Словно прощаясь со страной вана и обещая вернуться, Шооран поставил оройхон, начинающий новую, еще более широкую полосу, а сам скрылся на дальней оконечности страны, где далайн оставался достаточно велик. Всего в нем оставалось пространства чуть меньше чем на две двойные дюжины оройхонов: за последние скучные, лишенные ярких событий месяцы Шооран переломил ход жизни в далайне.

В огромной провинции Моэртала людей на мокром почти не встречалось, а редкие группы охотников или сборщики харваха еще прошлыми властями были приучены не соваться в чужие дела. Здесь Шоорана почти никто не знал. С одной стороны, это было удобно: меньше бросаешься в глаза. Но зато незнакомому сказителю не так просто прокормиться в чужой стране. Хотя, пока были припасы, Шооран хотел только одного — нанести удар в самое сердце Ёроол-Гуя, если, конечно, у того есть сердце.

Шооран привычно работал ночами, ставя по два оройхона за раз. Он не обманывался, понимая, что люди замечают его труды, хотя оройхоны и не приносили сухих земель. Но пока ни он, ни Ай на сухом не появлялись и не знали, что творится там. Зато Шоорана вновь начал волновать Ёроол-Гуй. Ведь здесь оставалось едва ли не последнее место, где многорукий бог чувствовал себя вольготно. Здесь он проводил большую часть времени и, значит, мог объявиться в любую минуту. И все же, его не было. Лишь когда Шооран, закончив третью пару оройхонов, устало брел под светлеющим небом к своей стоянке, влага далайна разверзлась, и Многорукий рванулся на берег.

Шооран не кинулся бежать и даже не слишком торопился. Он переступил на свободную сторону и долго смотрел, как стволы бесчисленных рук дробят камень на еще безжизненном оройхоне. И то ли Ёроол-Гуй чувствовал присутствие илбэча, то ли это произошло случайно, но именно сюда, к дальнему поребрику перетекла большая часть липкого тела, взгромоздилась выше суурь-тэсэгов и открыла огромные главные глаза.

— Что ты хочешь мне сказать? — потребовал Шооран. — Говори! Все равно я поступлю по-своему и задушу тебя вместе с твоим далайном. Понял?..

Лишь теперь Шооран осознал, почему он так стремился именно сюда, где опасность была всего выше. Он хотел видеть врага, уже год прятавшегося где-то. В вечном чудовище скрывался смысл и оправдание борьбы и надрывной испепеляющей работы. Давно уже Шооран не думал о людях не умеющих или не желающих позаботиться о себе и наладить в мире сносную жизнь. Тот пяток человек, чья судьба была небезразлична илбэчу, так или иначе устроились и не нуждались в нем. Крошке Ай тем более не нужны новые земли, и вообще, никто не мог сказать, что ей нужно. Оставался враг, вот этот, жрущий и убивающий все, до чего может дотянуться. И Шооран искал его, чтобы выплеснуть ненависть.

— Что ты молчишь? — надрывался Шооран. — Говори! Я хочу слышать тебя!

Ёроол-Гуй смотрел, не отрываясь, свет разгоревшихся облаков бликовал в зрачках глаз. Шооран схватил камень, метнул в черную глубину глаза. Глаз мигнул, смаргивая помеху, и продолжал смотреть. На этот раз пристальный взгляд не звал, не гипнотизировал, а лишь всматривался, словно старался понять. А может быть, внушение не действовало на Шоорана, который почувствовал себя сильней обитателя бездны.

Они долго противостояли так, разделенные строчкой поребрика, один безмолвный и, несмотря на мельтешение рук, словно бы спокойный; второй кричащий, требующий чего-то. Сейчас Шооран мог быть самим собой, не опасаясь, что его заметят. К тому же, Ёроол-Гуй казался необычно тихим лишь Шоорану. Гремел ломаемый камень, шумно плескалась влага — голоса илбэча не было слышно.