Карина Демина - Внучка берендеева в чародейской академии

И вновь непонятно, отчего сюды, так по лесам и буеракам, а назад — трактом да с обозом.

Хитрое это дело, воинская наука.

…И подумалося, что на ярмарке той Станьке платьев справим, аль тканей возьмем, того ж шелку азарского… будет у ней рубаха — всем на зависть.

С тою мыслею и задремала.

А уже в дреме и поняла, где видела я этакую картинку… чтоб пухлая белая кожа, будто одревесневшая, и трещина, и вишенкою в трещине этой — язва.

…не урожденная сие болячка.

…и не от еды она, не от пития дурного с Добромыслом случилась.

…прокляли его, да не просто прокляли, проклятие обыкновенное отмыть можно, а это — смертным словом наложено, вздохом последним, криком, что от самого сердца идет. На этот крик и отзываются Боги…

…и в книге той, которую Марьяна Ивановна мне давала, писали, что воздают сии боги по справедливости… тогда, выходит, заслужил Добромысл свою болезню.

Вот только ведает ли о том боярыня?

А коль не ведает, то… сказать? Бабке-то скажу… Добронраве Любятичне же… не поверит. Кто я? Княжна со скотного двора? Верно сие сказано… она ж боярыня и у всяких лекарей бывала. И не могли те лекари, коль и вправду учеными были, проклятия не разглядеть.

Значится, ведает…

Тогда и сказать должны были, что нет иного средства, кроме как раскаянием душу очистить да молить Божиню о милости.

Ведает, конечно, ведает.

Но не привыкла Добронрава Любятична молить, пусть бы и богов. Иное придумала, а что… надобно будет с Марьяной Ивановной побеседовать. Уж она-то об этаких проклятиях должна знать, авось и присоветует чего. Оно и случается, что в книгах не всегда все пишут.

На том и успокоилась.

И верно, возвернуся в столицу, побеседую… а там ужо и письмецо напишу боярыне, так оно правильней будет. Пока ж пущай бабкино лечение примет. Глядишь, и поможет хотя ж бы самую малость.

Заснуть я не заснула.

Успокоилась.

И поднялася засветло, сама. Сама и умывался — Арей на руки лил. После я ему… водица за ночь выстыла, ну так студеною мыться, оно только пользительней.

Только-только прибралася, как в дверь поскреблися.

— Добронрава Любятична к себе княжну Зославу зовет. Завтракать, — сказала давешняя девка тихим голосочком и глаза-то отвела. Стыдно ей, небось, за тое, что ночью случилося, да только зла на нее не держу, подневольный человек.

Я-то поеду, а она останется с боярынею, с сыном ейным.

— Мы идем, — ответил за меня Арей. И рученьку подал.

Понятно, что одну меня не пустит. А то вчера сонного зелья плеснули, сегодня, глядишь, и приворотным пожалуют. Мне оно надо?

Девка только носом шмыгнула.

Но за собою повела.

Трапезничать боярыня изволила в светелке, по-простому. Стол накрыли белою скатерочкой, а там ужо и блинцов высится стопка, да ладных, тонюсеньких, этакие не кажная баба сумеет испечь. К блинцам и сметанка была, и мед, и варенье малиновое… стояли блюда с орехами да грушами, в сахаре варенными, и иные какие сласти.

— Присаживайся, Зославушка. — Ко мне Добронрава Любятична обратилася хоть и ласково, да все одно с холодком. — Беседа у нас пойдет… приватная.

И на Арея взгляд кинула недовольный.

Ему-то за столом места не сыскалося, два креслица стояли. В одном Добронрава Любятична восседала, а другое, значится, для меня.

— Скажи своему человеку уйти, — велела боярыня, когда Арей это креслице отодвинул.

— Он не мой человек.

— А чей?

— Свой собственный, — отвечала я. И рюмку с наливкой из ручек Добронравы Любятичны приняла, сделала вид, что пригубила, чтоб не обижать хозяйку, да в стороночку отставила.

— Ты. — Боярыня стянула с пальчика перстенек бурштыновый. — На от за старание… а теперь поди прочь.

Ох, зазря она так… привыкла холопами командовать, да Арей не холоп. И перстенечка не взял, тот так и остался на скатерочке лежать.

— Боюсь, — ответил он спокойно, — что при всем моем желании я не исполню вашу просьбу, ибо идет она вразрез со словом, которое я родичу своему дал.

Когда ж успел только?

Но я молчу.

Блинка себе потянула, сметанки, приметила, что боярыня ея себе на тарелку плюхнула, значится, не травленая. Не будет же Добронрава Любятична себя самое заклинать.

— Поспешила ты, Зослава, обручиться. — Мне-то мнилося, что боярыня уговаривать меня станет, она же бровкою повела и вид сделала, будто бы Арея вовсе тут нет. — Зачем в столице женихов искать, когда дома свои молодцы имеются… крепко ты моему сыну глянулась.

Когда только успела?

Неужто вчерашнею ноченькой, когда он с комнаты моей сбег?

— А ему, сама разумеешь, ни в чем отказать не могу… так что благословляю вас…

Эк споро. Я и блина съесть не успела, а уже благословили.

— Жрец ныне же обвенчает…

— Нет. — Я тарелку отодвинула. Ежель так пойдет, то и вправду меня да без меня оженят.

— Что? — Боярыня нахмурилась.

— Благодарствую за ласку, Добронрава Любятична. — Я поднялась и поклонилася, как водится, в пояс. — Да загостились мы у вас. Ноне дни короткие, как до дому засветло добраться… что до сына твоего, то всем он хорош, думаю. И сыщет себе иную невесту, чтоб по нраву пришлась. Я же слово свое дала. И от него, уж прости, не отступлюсь.

— За азарина пойдешь?

— Пойду.

— Дура! — Добронрава Любятична кулаком по столу ударила. — Он тебя в степи увезет да бросит… нужна ты ему! А тут бы жила! Сыром в масле каталась…

Не хочу я сыром.

Да по маслу.

Масло скользкое… я же… вот вижу гнев ее алыми сполохами. И страх вижу, потаенный, животный, какой из человека зверя сотворить способен. И решимость… и отчаяние даже… нужна Добронраве Любятичне эта свадьба.

Может, большего бы разглядела, да она моргнула.

Осела мехом в кресле.

— Убирайтесь из моего дома, — велела.

А мы и радые.

Из таких-то гостей раньше уедешь — целей будешь.

— Только вот о чем подумай, Зослава, — кинула вслед боярыня, — ты-то уедешь, а родичи твои тут останутся… неужто не страшно будет за них?

А вот того не след было говорить.

Не надобно моих родичей трогать.

— С собой заберу, — ответила я, в дверях остановившися. — Так оно всем спокойней будет…

ГЛАВА 53

О возвращении и днях особых

Карета скакала по мерзлой дороге. Бабка охала, молчала Станька, вцепившися в бабкину руку. На меня если и поглядывала, то искоса, видать, еще сторонилася. И было от того горько, я ж ни словом, ни пальцем ея не тронула.

— Баб, а баб. — Мне от тишина этая не по нраву крепко была. — А поехали в столицу…

— Зачем?