Андрей Попов - Кукольный загробный мир
Следом начинает происходить что-то невероятное…
Кольцо из непреодолимых скал грохочет и расширяется в диаметре. Между туманом абстракций и скалами образуется все больше свободного пространства. А чтобы круг оставался замкнут, новые скалы, словно живые, растут прямо из земли. Они все удаляются, становясь визуально меньше и, по мере их удаления, происходит еще одна странность — белые свечи обретают цвета. Та, что движется к югу розовеет, что к северу — желтеет. На западе начинает преобладать голубой цвет, на востоке — фиолетовый.
Потом на некоторое время воцарилась тишина. Цветок казался теперь увеличенным минимум в сотню раз, превратившись в пустую обширную поверхность, что тянулась от горизонта до горизонта. Авилекс передохнул, но вскоре взмахнул дирижерскими палочками, и грянула Вторая симфония. Ее музыка порождала собственные чудеса: повсюду вдруг стали расти трава да деревья (как внутри Сингулярности, так и за ее пределами). Причем, происходило это так быстро, что у Геммы захватило дух от нахлынувшего восхищения. Мир покрылся многочисленными оттенками красок. Он стал живым: возникли поляны, рощи, дремучие леса. Раздались самые первые шумы ветров, так гармонично вплетающиеся в мелодию небес.
Когда Авилекс приступил к Третьей симфонии, прямо из воздуха появились два механических музыканта. Один с арфой в руке, другой со скрипкой. Они принялись подыгрывать великому дирижеру, но звездочет, прекратив пассы руками, обратился к ним:
— Идите на запад и на восток, к самому краю. С помощью ваших инструментов будет двигаться круговорот времени.
Музыканты безропотно удалились куда им было сказано. Там они заняли свои вечные места у подножий скал.
Во время Четвертой симфонии на горизонтах появились четыре грандиозных сооружения. На севере — механизм Тензора с Каруселью зеркал, на юге — огромная Пружина заводного механизма, на западе — Недорисованная крепость (чтобы охранять музыканта со скрипкой), а на востоке Сентиментальный лабиринт (для охраны музыканта с арфой).
Авилекс уже пролистал почти половину нотной тетради. Время от времени он подходил к ней, чтобы перевернуть очередную страницу. Палочки в его руках виртуозно повелевали музыке явиться из ниоткуда или же на время замолчать.
При исполнении Пятой симфонии образовалась вода — множество мелких и крупных озер, а главное — Логарифмическая река, бурными потоками разрезающая с востока на юг всю ойкумену.
Гемма едва успевала следить за мелькающими метаморфозами. Потом ей пришла в голову прекрасная, по мнению этой головы, идея. Она вдруг громко крикнула:
— Эй, Ави!! Я здесь! Оглянись!
Но ответил только шепот: «Бесполезно, не трать напрасно силы. Ты даже не представляешь, какая пропасть во времени лежит между вами».
Звездочет, совершенно не реагируя на ее возгласы, исполнял уже Шестую симфонию. Взмахи палочек описывали в воздухе колебательные движения, рисуя невидимые изогнутые крылья. Вновь поменялась мелодия, и тогда что-то случилось с туманом абстракций. Он стал светиться изнутри, а потом из него побежало множество плюшевых зверей: зайцы, волки, олени, рыси — они, все без исключения, живым потоком ринулись в незаселенную ойкумену. Но вот один из зверьков, маленький такой, кажется, по ошибке (или специально?) прыгнул в противоположную сторону, оказавшись внутри Сингулярности.
— Кошастый! — радостно воскликнула Гемма.
«Терпеть не могу все кошастое», — тень поспешила внести собственный комментарий.
Седьмая симфония породила капроновых бабочек, бумажных птиц да едва уловимых глазу проволочных насекомых. Все они также явились из тумана абстракций, на удивление оказавшегося невероятно вместительным. Подавляющее большинство этих созданий летело, порхало да карабкалось в прекрасные просторы ойкумены, необжитые и пока еще безгранично свободные. Но некоторые из них проникали в Сингулярность. Авилекс даже на какое-то время отвлекся от нот, засмотревшись по сторонам…
Что конкретно производила на свет музыка Восьмой симфонии поначалу невозможно было понять. Возникли инструменты: плотницкие, слесарные да обычные повседневные — всякие там молотки, пилы, лопаты, печи для обжига кирпичей, куча бумаги, тарелки, кастрюли, пробирки, даже разносортные ткани. Они бесполезными грудами барахла лежали повсюду и, казалось, своим присутствием только портили общую гармонию.
Время было ускоренно промотано, и далее пошла картинка, как Авилекс смастерил первую хижину, поселившись в ней. Он до сих пор был один-одинешенек, ходил грустный, все вздыхал да поглядывал на небо. Свечи на горизонтах по утрам зажигались, по вечерам же, соответственно, гасли. Но даже сейчас невозможно понять, кто все-таки ими манипулирует? Вокруг — ни Кукловода, ни кого-то другого. Каждый новый день звездочет настойчиво продолжал махать дирижерскими палочками, но увы… музыку они больше не производили.
Однажды он поднял голову к небу да воскликнул:
— Почему?! Почему сразу нельзя сыграть симфонию Возвращения?
— Ты же знаешь наши правила, — приходит сверху голос. — Как только наступит ночь, в которой количество небесных звезд окажется ровно 999, тогда и пришло время Девятой симфонии. А теперь отдыхай, наслаждайся райской жизнью!
Авилекс вдруг начинает капризно кричать:
— Мне скучно! Скучно!! Скучно!!!
— Но у тебя есть ноты, — звонкий девичий голос, заполняющий все пространство, выразил удивление. — Разве этого мало?
Гемма не переставала шарить взором по небу, чтобы увидеть говорящую или хоть кого-нибудь… Но там только прозрачная пустота.
Звездочет раздраженно бросает палочки в траву:
— Что толку от этих глупых нот, они ведь просто нарисованы. С ними ни поговорить, ни…
— Ты в этом так уверен? А ты пробовал вообще с ними разговаривать?
Авилекс ошеломленно смотрит наверх, хлопает глазами, потом подбирает с земли одну из дирижерских палочек. Подходит к большой раскрытой книге, выставляя ее вперед:
— Ну-ка, нота Har, скажи мне что-нибудь.
Один из нарисованных знаков падает со страницы, прямо на глазах превращаясь в…
— Хариами! — воскликнула удивленная Гемма.
Хара улыбается и произносит:
— Привет!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});