Джек Вэнс - Лионесс: Зеленая жемчужина

Дильдаль зажмурил глаза и сжал кулаки: «Что еще мне остается?»

«Очень хорошо. Прежде всего, укажи местонахождение своего — точнее говоря, моего — сейфа».

«Он под каменной плитой в моей гостиной».

«Да, насчет моей — моей! — гостиной. Ты должен немедленно переселиться в самую дешевую комнату. После этого тебе надлежит надраить пол в трактире — да так, чтобы каждая доска сияла, как только что распиленная! Чтобы в „Приозерной“ гостинице не было ни пятнышка ни на полу, ни на стенах, ни на мебели! Сюда будут приезжать на отдых самые знатные и состоятельные горожане Ксунжа!»

У перекрестка Твиттена, что в Тантревальском лесу, три раза в год проводились ярмарки — торговцы и покупатели, люди и полулюди, собирались на эти ярмарки со всех концов Старейших островов; каждый покупатель надеялся найти какой-нибудь чудесный амулет или эликсир, приносящий удачу или здоровье, а каждый торговец, как все торговцы, надеялся пополнить свой кошелек менее чудесным образом.

Первая и последняя из этих так называемых «Ярмарок Гоблинов» приходились, соответственно, на весеннее и осеннее равноденствие. Вторая, летняя ярмарка, начиналась вечером того дня, который друиды называли «Пиньяль ан-Хааг», эльфы и феи Тантревальского леса праздновали как «День летнего перемирия», а летописцы ска величали «сольтра нурре» на языке первобытной Норвегии; в этот вечер начинался лунный год, а точнее — ночь первого новолуния после летнего солнцестояния. По неизвестным причинам, именно эта ночь знаменовалась необычным влиянием пробужденных к сознательной жизни явлений, окольными путями оказывающих воздействие на побуждения и поступки. Странникам, застигнутым этой ночью на пустынных горных тропах, казалось, что они слышат эхо перекликающихся голосов или далекий топот бешено несущихся лошадей.

На пресловутом постоялом дворе «Смеющееся Солнце и плачущая Луна», как правило находившемся неподалеку от перекрестка Твиттена, этот вечер называли «Тождеством» — владельцу заведения, Посоху, в это время приходилось работать не покладая рук и не смыкая глаз. Уже за несколько дней до Тождества таверна его гостиницы переполнялась постояльцами и посетителями человеческого, получеловеческого и даже нечеловеческого происхождения; в повседневной жизни они и не подумали бы вступать в какие-либо взаимоотношения — но здесь они встречались и торговались, менялись и заключали сделки на срок. Иные, судя по всему, только слушали и наблюдали за происходящим — может быть, они надеялись найти давно потерянного друга, ускользнувшего от преследования врага или что-то, чего они лишись и по чему тосковали. Стремления и побуждения этой публики не уступали разнообразием ее составу.

Здесь же находилась и Меланкте, прибывшая заблаговременно и вселившаяся в зарезервированные комнаты. Для нее Ярмарка Гоблинов была поводом отвлечься от самосозерцания и оказаться в толпе, не привлекая любопытства и лишнего внимания к своей персоне. Хозяин гостиницы, Посох, относился к посетителям с привычным безразличием — постольку, поскольку они платили звонкой монетой, не причиняли другим беспокойство и не распространяли запахи, вызывавшие тошноту или обмороки. В трактирном зале его постоялого двора чувствовали себя в своей тарелке полулюди и бастарды, редкостные и единственные в своем роде существа, а также такие, казалось бы, ничем не выдающиеся постояльцы, как Меланкте.

Поутру в канун Тождества Меланкте вышла прогуляться на ярмарочный луг и посмотреть на то, как возводили шатры, палатки и лавки. Многие продавцы уже выставили товары, надеясь соблазнить кого-нибудь, кто мог позволить себе потратить лишь небольшую сумму и не стал бы задерживаться на ярмарке с пустым кошельком.

Медленно переходя от палатки к палатке, Меланкте прислушивалась, не отзываясь, к возбужденным окрикам барышников; когда она видела что-нибудь, доставлявшее ей удовольствие, у нее на лице появлялась едва заметная улыбка. На восточной окраине луга ей попался на глаза плакат, намалеванный зеленой, желтой и белой краской:

Зук собственной персоной суетился за стойкой: коротенький толстенький человек, почти полностью облысевший, с невинновопросительным выражением круглой мягкой физиономии. Нос шишечкой и сливовый оттенок глаз — не раскосых, но словно слегка растянутых в стороны и вверх — свидетельствовали о том, что в жилах кого-то из его предков текла получеловеческая кровь; такой же вывод позволял сделать болезненный зеленоватый оттенок его кожи.

Зук не пропускал ни одной Ярмарки Гоблинов и специализировался в области торговли магическими материалами — ингредиентами, позволявшими смешивать и приготовлять зелья и эликсиры. Сегодня в ассортименте его товаров появилась новинка. Между подносом, уставленным маленькими бронзовыми флаконами, и пирамидкой из кубиков прозрачной смолы стояла черная ваза с одиноким цветком.

Цветок этот немедленно привлек внимание Меланкте — не только странной формой, но и узором настолько яркой и насыщенной расцветки — багровой, морозно-синей и карминово-красной с блестяще-черными узорами — что она казалась почти осязаемой.

Меланкте не могла оторвать глаз от цветка. Она спросила: «Зук, любезнейший Зук! Что это за цветок?»

«Не могу сказать, обворожительная леди. Пугливый представитель лесного народца принес мне это соцветие, чтобы я проверил на ярмарке, существует ли спрос на экстравагантные растения такого рода».

«Кому удается выращивать столь бесподобные цветы?»

Приложив палец к пуговке носа, Зук ответил понимающей улыбкой: «Могу сказать только то, что интересующий вас садовод — силь-ван, предпочитающий замкнутый образ жизни. Он настаивает на строгой конфиденциальности, опасаясь быть вовлеченным в продолжительные дискуссии теоретического характера. Подозреваю, что он не желает также, чтобы кто-нибудь забрался к нему в оранжерею и украл выращенные с таким трудом произведения его искусства».

«Значит, эти цветы растут где-то здесь, в Тантревальском лесу».

«Надо полагать. Их мало, они поистине великолепны, причем каждый — единственный в своем роде!»