Айя Субботина - Время зимы

— За Артум! — Сквозь шум разгоревшейся битвы прокричал Берн и кони вдарили копытами оземь.

Застонала земля. Жеребица Хани сорвалась с места, понесла вперед так скоро, что только ветер в ушах зарезвился. Девушка едва успела собраться, зачерпывая магию пригоршнями. Туманные сгустки заклокотали в ладонях и Хани, держась на кобылице одними ногами, бросила шевелящиеся сгустки в шарашей, которые встали на пути. Их разорванные лица, полные гниющей плоти, теперь были совсем близко — девушка видела, как первый клок магии попал в поганую рожу шараша, как тот мигом оплыл, а воздух наполнился смрадом разложения. Она торопилась. Еще и еще швыряла перед собой туман чистой магии, дважды едва не свалилась с лошади, но вовремя удерживала равновесие.

Девушка схватилась за поводья только когда клин вошел в самую гущу. И сделала это вовремя: несмотря на всю мощь конницы, лошади все ж резко умерили бег и те, что шли позади первых, замешкались. Хани отбросило назад, она покачнулась, голова пошла кругом.

Девушка свалилась набок, ладонь разжалась сама собой, лишь второй рукой ей удалось удерживать себя от падения. Рядом показалось окаймленное липкой кровавой грязью копыто. Хани попыталась найти силы, чтоб подтянуть себя обратно на спину лошади, пока окончательно не сползла на землю. Ничего не получилось — тело, под тяжестью собственного веса, неумолимо сползало вниз. Еще немного — и нога перевалиться через спину жеребицы.

Перед лицом мелькнуло кривое ржавое лезвие меча, все в царапинах и засечках. На клинке висели куски плоти, и одиноко болталась косица из чьей-то бороды. Хани потянулась, чтоб зачерпнуть магию — отчаянная попытка, заранее обреченная на неудачу.

Чья-то сильная рука сцапала ее за шиворот и буквально бросила в седло. А двуногий шараш, хозяин меча, встретил щедрое железо молота.

Хани не видела, кто был ее спасителем, потому что кони снова понесли. Хруст, визжание, громкое ржание — все смешалось страшным узором, лихорадочной мозаикой воспаленного страха. Кони падали, прижимая телами поверженных людоедов, а поверх коней ложились вечным сном воины, скошенные как колосья пшеницы.

Девушка плохо понимала происходящее. Знала только, что нужно хватать магию и швырять во всякого подвернувшегося шараша. Сколько прошло времени, не знала — может миг или два, а может и больше. Не было времени поднять голову и взглянуть на небо. В гуще сражения казалось, что весь Эрбос спустился в черное царство Гартиса и никому не нейти из него выхода.

Кровь была везде — на северянах, на шарашах, на земле и даже в воздухе плыла алая дымка, густо разбавленная вонью шараей.

Впереди вырос тролль. Хани увела лошадь в сторону, но чешуйчатая тварь будто бы нарочно глядела на нее. С когтистых лап стекала кровь. Кто-то бросился наперерез чудищу, но тролль выхватил всадника из седла и прежде чем тот попытался колоть его мечом, переломал надвое, отбросив как хлам. Дорогу к Хани перегородили еще двое, но чудище расправилось с ними так же жестоко — один отлетел в сторону, сбитый широкий размахом лапы, второй свалился тут же, в землю и скорчился под копытами лошадей своих собратьев.

Девушка еще дальше увела лошадь, спрыгнула, чтоб почувствовать под ногами землю. Тролль не унимался, но в этот раз дорогу ему перегородил Арэн. Лицо чужестранца заливала кровь, левая рука беспомощно болталась вдоль тела но кончик меча уверенно грозил когтистому противнику, будто в него вложили силу сами боги. Дасириец что-то прокричал, Хани смутно поняла, что он просил поторопиться, будто знала, что она задумала.

Девушка опустилась на колени, едва не угодив под копыта лошадей. Кто-то залаял бранной речью, кто-то напротив — призвал расступиться, чтоб не мешать фергайре. Девушка отмахнулась от мира, от битвы, закрыла глаза. Она звала духов — всех, кто готов прийти на ее зов. "Я колдунья Севера, косы мои украшенными тремя священными символами, — повторяла она точно заклинание, — услышите мой призыв, не оставьте своих собратьев на погибель черной скверне!"

Тишина. Оглушительная тишина, страшное молчание. Даже Рок, который обещал идти за ее спиной, умолк. Неужели духи тоже не вилять ее достойной, чтоб повелевать ими?

Не сдаваться, звать снова и снова, пока не будет ответа.

Арэн не чувствовал руки. Немногим прежде он не удержался в седле и едва не угодил головою под подкову, но успел вовремя перекатиться, и нога чьей-то лошади припечатала плечо. Дасириец завыл, нутро отозвалось эхом от хрустнувшей кости. Но Арэн поднялся. Его мерин вернулся, весь взбешенный от запаха крови, смерти и серы. Должно быть кто-то из волшебников тоже полез в самую гущу сражения, потому что огненные всполохи мелькали совсем рядом. Шараши, попав под огонь, разрождались предсмертным визгом и скоро тлели, как пучок сухой соломы.

Арэн снова взобрался в седло, тут же раскроил пополам кого-то из двуногих, кто кинулся на него размахивая оторванной человеческой рукой. Орудовать мечом не держась за поводья давалось тяжело, на дасирийца спасали стремена.

Когда Арэн увидел Хани, клинок его меча густо покрылся вязкой черной дрянью, что текла в жилах людоедов. Девушка спешилась в самое пекло, а на нее, будто натасканная собака, несся тролль. Дасириец быстро оценил расстояние — верхом не пробраться, слишком густо лежали поверженные шараши и северян. Дасириец спрыгнул — когда ноги ударились оземь, сломанное плечо будто сжали раскаленными клещами. Но боль придала злости. Арэн спешил со всех ног, несколько раз на него бросались изувеченные людоеды, намереваясь вцепится кто куда, но дасириец прокладывал путь клинком. Когда до северянки осталось несколько шагов, он вышел на тролля, почти не веря, что остановит его: когтистые лапы норовили смахнуть с пути всякого, кто путался под ногами. Но как бы там ни было, а Хани, — Арэн на краткий миг обернулся на нее, — получит чуть больше времени. И, может, духи придут ей в помощь. Девушка, закрыв глаза, стояла на коленях, бледная, перепачканная кровью, хрупкая, как статуя изо льда. Арэн чувствовал свою немощность и все сильнее входил в раж.

Чешуйчатое чудовище нанесло первый удар. Кулак рассек воздух: троль собирался пришибить мелкого человечишку, но Арэн оказался проворнее. И умнее. Он отшатнулся и как только кулак припечатал землю, расплющив заодно пару голов покойников, дасириец что есть силы полоснул по когтистой лапе. От встречи клинка с чешуями, родились несмелые искры. Дасирией изловчился и полоснул еще раз, теперь по запястью, в том месте, где молодая кожа еще не успела обрасти защитным покровом. На этот раз меч забрал глубже, свистнул по сухожилиям.