Тэд Уильямс - Марш Теней

Теперь девушка удивилась по-настоящему.

— Вы сказали… три вещи, — напомнила она.

— Не доверяйте вашему кузену Гейлону Толли. — Он вдруг издал стон. Неожиданный, странный, пугающий стон. — Нет. Больше ничего не могу сказать.

— Гейлон…

Бриони задумалась. Сначала она хотела сообщить Шасо, что Гейлон пропал, а семья Толли, как утверждает Броун, приютила агентов автарка, но растерялась. Шасо сказал, что ни Броуну, ни Гейлону нельзя доверять. Кто же тогда предатель — Герцог Саммерфильдский? Лорд комендант? Или оба?

Ее словно окатили холодной водой.

«Сказать ему? Разве я сошла с ума? А что, если именно он убил моего брата? Вдруг он состоит на службе у кого-то более опасного, чем автарк из Ксиса? Достаточно того, что я пришла сюда одна, без Баррика. Разве могу я относиться к нему как к доверенному лицу семьи?»

— Бриони? — Голос Шасо звучал тихо, но в нем слышались тревога и участие.

— Мне нужно идти.

Девушка повернулась и пошла прочь, небрежно кивнув стражнику, словно ничего необычного не произошло. Но возле ступенек, ведущих из темницы, она перешла на бег — ей хотелось побыстрее вырваться из этого мрачного места.

Мэтти Тинрайт проснулся в своей крошечной комнатенке под крышей трактира «Квиллер Минт». Он чувствовал себя так, словно в голове булькала трюмная вода. Мэтти прожил над трактиром уже два года, и каждый сантиметр тесного помещения был ему до боли знаком, однако сейчас он умудрился удариться головой о балку. Удар был не сильным — слава Зосиму, богу пьяниц и поэтов (удачное сочетание, ведь очень часто пьяница и поэт уживаются в одном человеке), — но от боли Тинрайт со стоном свалился обратно на кровать.

— Бриджит! — заорал он. — Иди сюда, чертово отродье! Я разбил себе голову!

Но она, конечно, не появилась. Единственным его утешением была мысль, что она в любом случае придет в кабачок — ведь она работает здесь. Тогда Мэтти и отругает ее за то, что она его бросила. Возможно, все закончится скандалом, или Бриджит проявит к нему сочувствие. И то и другое его устроит. Поэтам нужны чувства, сильные ощущения.

Стало ясно, что никто ему не ответил. Тинрайт сел, потирая голову и издавая жалобные стоны, потом опорожнил мочевой пузырь в ночной горшок и, пошатываясь, направился к окну. В более раннее или, наоборот, более позднее время он не стал бы использовать горшок, но сейчас в Слесарном ряду было людно. Не из соображений порядочности, а из предусмотрительности он выплеснул содержимое там, где никого не было: в прошлом месяце здоровенный моряк так возмутился, когда его прямо из окна облили мочой, что Тинрайту пришлось спасаться бегством.

Он спустился по ступенькам, показавшимся ему сегодня бесконечными, и очутился в зале трактира. Скамья, где Финн Теодорос и Рубака продержали его полночи за игрой на выпивку, сейчас пустовала. Несколько мужчин расположились в разных углах зала: это работники с Лудильной улицы пришли на ранний завтрак. Мэтти Тинрайт не понимал, как те двое, поэт-клерк и драматург, могли так много пить да еще следить за тем, чтобы он не отставал. Ведь они старше его на двадцать лет. Их способ времяпрепровождения ужасен, а они вынуждали и молодого Тинрайта следовать их образу жизни. Голова Мэтти была словно набита стеклом.

Никаких признаков присутствия Конари, хозяина трактира, не наблюдалось. Помощник трактирщика Джил — все звали его по имени, хотя он лет на десять старше Тинрайта, — сидел за стойкой, охраняя бочонки. Сейчас у него было странное, на редкость бессмысленное выражение лица; впрочем, он никогда не отличался умом. Когда Тинрайт поселился в «Квиллер Минте», Джил уже работал там, и за все это время не сказал ничего стоящего.

— Эль, — потребовал поэт. — Мне срочно нужен эль. У меня шторм в желудке, и лишь солнечный свет, заключенный в хмеле, утихомирит бурю. — Он облокотился на стойку и рыгнул. — Ты слышишь? Разрази тебя гром!

Джил даже не улыбнулся, хотя всегда вежливо, пусть и сдержанно, реагировал на шутки Тинрайта. На этот раз он возился дольше обычного, наливая кружку. Помощник трактирщика моргал, как сова днем, и выглядел глупее обычного. Тинрайт не без удовольствия отметил, что тот не спросил платы. Сам Конари давно не давал своему жильцу даже понюхать выпивку, если не видел у него в руке монету, и грозился вышвырнуть Мэтти из крошечной комнатенки под крышей. Раз уж сегодня везет, Тинрайт решил не рисковать и удалиться вместе с кружкой к себе в комнату, прежде чем помощник осознает свою ошибку. Однако его ждало разочарование. Джил вдруг спросил:

— Ты ведь поэт?

До лестницы было слишком далеко, чтобы сделать вид, будто он ничего не слышал. Тинрайт повернулся, готовый произнести извинения.

— Я имею в виду, ты умеешь писать? — продолжал Джил. — У тебя легкая рука?

Тинрайт нахмурился.

— Как у ангела, пользующегося пером и чернилами, — заявил он. — Одна важная дама как-то сказала про мою оду, посвященную ей: даже если все слова в этой оде перемешать, она останется столь же прекрасной и поучительной.

— Я хотел попросить тебя… написать письмо. Можешь? — Джил заметил колебания Тинрайта. — Я тебе заплачу. Этого хватит?

Он протянул руку. На ладони, словно кусочек солнца, сиял долфин. Тинрайт открыл рот и чуть не выронил кружку. Он всегда знал, что Джил туповат, часто смотрит в одну точку, подолгу молчит; но его нынешняя глупость походила на божий дар. Зосим, по всей видимости, услышал молитвы Тинрайта и в это утро решил быть особенно великодушным.

— Конечно, — ответил Мэтти. — Я с радостью помогу тебе. И возьму это… — Он забрал монетку с ладони. — Приходи ко мне в комнату, когда вернется Конари. — Он одним глотком допил эль из кружки и вернул ее Джилу. — На, возьми — не придется тащить ее из моей комнаты.

Джил кивнул. Выражение его лица оставалось бессмысленным, как у лежащей на прилавке рыбы.

Тинрайт заспешил обратно наверх. Он был почти уверен, что золотой долфин пропадет, рассеется как наваждение, когда он войдет в комнату. Однако он разжал кулак, а монета не исчезла. Мэтти охватило сомнение, не подделка ли это. Он проверил долфин на зуб и не обнаружил обмана. Правда, надо признать, что Тинрайту очень редко приходилось пробовать на зуб золото.

Помощник трактирщика остановился у двери, опустив руки.

Тинрайт невольно подумал, уж нет ли у Джила еще каких-нибудь поручений для него. Может, залатать рубашку или помочь снять ботинки?

«Он сегодня еще более странный, чем обычно, но мне от этого одна польза. Если у Джила есть долфины, я с радостью признаю его своим хозяином, и не важно, что он глуп. — Тут ему в голову впервые пришла мысль: — Но откуда у помощника трактирщика появилось золото? Убил кого-нибудь? Ну, тогда я надеюсь, что по его жертве никто не скучает…»