Ольга Григорьева - Ладога

– Заходи. – Эрик распахнул дверь дружинной избы, пропуская меня вперед. Хлопнула она за мной, закрыла навсегда путь к прежней жизни, отрезала по живому кусок плоти, лучший кусок, да только Олегу и к этому не привыкать, справится… Не с таким справлялся…

ВАССА

Дружина ушла в Люболяды погожим морозным днем, когда солнышко приплясывало на спинах сугробов озорными бликами, словно посмеиваясь над набирающей силу зимой. Вой шли налегке, без саней и провизии – до Люболяд, если напрямки, всего день ходу, а если по Веряже, то, может, пара дней, не больше. Я вышла проводить, попрощаться, а Беляна даже не выглянула, да и у Олега вид был хмурый. Я путалась, не знала, как теперь называть его – то ли новым урманским именем, то ли старым словенским, но видела жесткие ледяные глаза, видела рассеченное шрамом лицо, и губы сами произносили – Олег.

Эрик, как и обещал, взял с собой Гундрольфа, вытолкал его вперед – лыжню прокладывать. Вид у урманина был недовольный, но попробуй возразить ярлу, за спиной которого не просто толпа людская – дружина Новоградского Князя. И он понуро поплелся вниз, на лед, почти по колено проваливаясь в снег, – не помогали и лыжи. За ним потянулись остальные. Сперва отчетливо вырисовывались в рассветной дымке удаляющиеся фигуры с островерхими шапками на головах и притороченными за спиной мечами, потом превратились они в черные точки на белом снегу, а потом и вовсе скрылись из виду.

Я своими глазами видела, как ушел Эрик, сама вытирала замерзающие на морозе слезинки о его плечо, а все-таки не могла до конца поверить, что нет его в Новом Граде. Казалось, зайду на Княжий двор, а он там беседует с дружинниками, или сидит за столом в светлой горнице, или в своем доме слушает байки Бегуна да поглядывает зелеными глазами на вечно хмурого Олега. Эрику Олег нравился, а мне прежний Славен больше по душе был. Гуляла в нем вольная беззаботная сила – ничем не удержишь, а теперь сжалась она в темный комок, спряталась так, что и не заподозришь, лишь те, кто раньше его знал, видели – зацепи Олега по-настоящему, и, словно копье, выметнется она из его тела, пронзит, даже охнуть не успеешь. Как жила с ним Беляна, как терпела суровый нрав мужа? Он, небось, и слова ласкового сказать не мог, а коли обнимал, так, верно, грубо, словно в поединке бился. Вспомнила я про Беляну и ноги сами понесли к ней. Думала – утешу, помогу с горем справиться, а вошла и, словно на преграду, напоролась на ее спокойный строгий взгляд. Трудилась Беляна по хозяйству, огорчаться и не думала, лишь спросила, меня увидев:

– Проводила?

– Я-то своего проводила, а вот твой без проводов пошел.

Беляна отжала вздутое тесто и, не вытирая рук, осторожно забрала под кику выползший локон:

– Я его всю ночь провожала, хватит и того…

Не хотела она болтать о муже. Не поссорились ли?

– А тебе негоже в одной избе с воями жить. – Она говорила ровно, плавно, а руки суетились, мяли тесто, раскатывали его тонкой простыней. – Чем только Эрик думал, когда тебя в Рюриковой избе оставлял…

– Да что ты! – Я засмеялась. – Неужели впрямь думаешь, станет кто глаза на ярлову жену пялить? Да и вернется он через день-другой.

– Вернется ли…

Тут только я поняла, что не на прогулку ушел мой любый, не на охоту – на смертную драку и, может статься, не доведется мне больше заглянуть в горячие, нежные глаза мужа. Страх охолодил душу, вполз подлой змеей на сердце, скрутился там, выворачивая меня наизнанку.

– Что с тобой? – Беляна заметила, принялась успокаивать. – Не хотела я тебя пугать. Вернутся они. Конечно, вернутся! Олег пошел дело миром улаживать, а коли не выйдет – что люболядские мужики против Княжьей дружины могут? Ты сама Эрика в бою видела, неужто подставится он под мужицкий удар? Экая ты…

От ее слов захотелось заплакать. Да и обидно вдруг стало – утешает она меня, словно мать неразумную дочку, а ведь одногодки мы. Откуда сила в ней такая, что слезинки не выжмешь, хоть пытай? Почему мне той силы не дано? Может, не чуяла бы тогда себя беззащитной да глупой…

– Поживи-ка пока у нас, – решила Беляна. – И тебе спокойней, и у меня тяжесть с сердца спадет.

– Что за тяжесть?

– Не знаю. Нехорошее у меня предчувствие – не след тебе в Рюриковых хоромах жить, некому там о тебе позаботиться.

– Ух! Бабы что сороки – уйти не успеешь, а они уже все косточки мужьям перемыли. – Лис ввалился в избу, принеся с собой холодную морозную свежесть. – О чем речь ведем, красавицы?

– Пустомеля ты, – беззлобно ругнул брата входящий следом Медведь и, увидев меня, улыбнулся. – Наконец-то в этот дом настоящая хозяйка пришла.

Я глянула на Беляну – не обиделась ли, на она смеялась:

– Говоришь о ней, а глядишь-то в котел… Медведь потянул носом, догадливо отозвался:

– Ага.

За столом вновь завели речь о том, где мне жить, возвращения Эрика дожидаясь. Я и сама начала подумывать, может, права Беляна – все здесь мне старые знакомцы, веселей будет, да и мужа не одна буду ждать…

– Ладно, – согласилась. – Будь по-вашему. Перенесла к ним нехитрый свой скарб и осталась ночевать возле Беляны, там, где раньше Олег спал.

Древлянка лежала тихо, не шевелясь, и дышала вроде ровно, спокойно, но чуяла я – не спится ей, одолевают тягостные мысли. Она-то к тем мыслям давно привыкла, а мне было внове, еле сдерживалась, чтобы не завыть по-волчьи, когда в дремоте вместо сильного мужнина плеча натыкалась на ее мягкую кожу. Первую ночь промаялась без сна, зато в другую уснула, точно в яму бездонную провалилась, потому и не услышала, как Беляна встала и вышла на крыльцо, не увидела, как вглядывалась она в затянутое морозной дымкой небо и тихо шевелила губами, глядя на вздымающееся за лесом багровое зарево. Проснулась я от прикосновения ее холодной руки.

– Пойдем, – позвала древлянка вполголоса. – Посмотришь…

Со сна я не поняла, куда она тянет, но покорно накинула на исподницу длинный зипун и, пошатываясь, выбрела на крыльцо. Голые ноги обдало утренним щипучим морозцем, холодные ладони рассвета потянулись ко мне, оглаживая разомлевшее от домашнего тепла тело.

– Смотри. – Беляна протянула руку, показывая мне на едва розовеющее над лесом небо. – Смотри!

Я вгляделась. То ли показалось, то ли в самом деле плыли вдали над лесом не облака – зловещие угольные клубы дыма.

– Люболяды! – Беляна сжала мою руку. – Люболяды горят!

Только тогда я уразумела. Верно, в ту сторону ушел Эрик с дружиной. Я до рези в глазах уставилась на дым. От Беляниного вскрика проснулся Бегун, вышел к нам:

– Чего разгомонились?

– Люболяды! – словно завороженная повторила Беляна. – Люболяды горят! Они жгут печище!