Ольга Григорьева - Колдун

Варяжко поглядел на спящего Горыню и вышел из избы. Он не хотел спать – ум нарочитого будоражила новость о Блуде и непонимание происходящего. Если Блуд предатель, то почему вместо щедрот Владимира он. выбрал голодное изгнание?

Осенний ветер рванул на нарочитом одежду, залез холодными руками под кольчугу. Нынче Варяжко не расставался с ней – в любой миг Владимировы хоробры могли пойти на приступ. Молчаливые звезды искоса глядели на уснувший город зоркими лучами, шарили по его закромам и медушам, словно искали, чем бы еще поживиться в спящем городишке. Небесное Становище сияло совсем близко к низким крышам роднинских изб, а три звездочки, названные людьми Девичьими Зорями, печально косились на одиноко шагающего нарочитого с городской стены. Варяжко знал, как, обманув добрую и прилежную сестру Долю, коварная Недоля сплела трем девицам-невестам куцую и рваную нить жизни, и теперь, уже став звездами, они были обречены вечно взирая на землю плакать о своей не легкой судьбе.

Раньше нарочитого трогала эта история, однако, нынче блеклый свет сестер не породил в нем жалости. Жуткая тишина расплелась над уснувшими избами, Окутала его душу тяжелой пеленой. Кроме окриков часовых на башнях, нарочитый не слышал ни звука. Некому было мычать, лаять, квохтать и отчаянно бить копытами в теплых и тесных стойлах… Всех Буренок, Зорек и Студенок оголодавшие вои пустили на прокорм… Никого не осталось, и даже жители, словно опасаясь, что их постигнет участь зарезанной скотины, попрятались по домам, не смея возразить Ярополку и боясь отворить ворота Владимиру.

Из-за одной из крайних, почти вплотную примкнувших к городской стене изб Варяжко расслышал негромкие голоса. «Блуд!», – признал он одного из говорящих и, крадучись, двинулся к избе, на ходу осторожно, чтоб не зазвенело, вытаскивая оружие. Расслышать, о чем и с кем говорил воевода, ему не удалось: завершив разговор еще до того, как нарочитый поравнялся с городьбой, Блуд выскочил прямо на него и, испуганно шарахнувшись в сторону, обернулся к покосившейся избе. По его расширившимся глазам нарочитый все понял. Блуд предал! А там, в полутьме, за избой, прятался тот, кто подбил его на предательство!

Отшвырнув Блуда в сторону, Варяжко нырнул за угол избы. Краем глаза он еще успел увидеть убегающего воеводу и обрадовался: раз Блуд не заступался за наворопника, знать, и тот не станет особо защищать Блуда и, будучи схвачен, мигом все расскажет.

Словно помогая нарочитому в справедливом деле, из-за тучки выскользнула луна, осветила широкую улицу за избой. Варяжко замер в недоумении. Закутавшись в широкий дорожный охабень, вражий наворопник и не думал убегать или прятаться. Темным силуэтом он стоял прямо посреди дороги и, прикрывая полой охабеня лицо, казалось, поджидал нарочитого. Ощущая в горле давящий ком, Варяжко приблизился к нему, обнажил меч:

– Ты кто таков?!

Наворопник послушно отбросил прикрывающую лицо ткань. Меч Варяжко опустился.

– Болотник?!

Тот ничего не сказал, даже не шевельнул губами, но в голове нарочитого отчетливо зазвучал его певучий насмешливый голос:

– Я. Что, не ждал? Напуган? Ах нет, расстроен! Дважды меня хоронил, и все зазря…

Варяжко попятился. Он не желал верить своим глазам, не смел им верить! Он сам видел скорченное тело болотника на пыльной мостовой Киева, видел, как по его виску струйкой сбегала красная липкая кровь, как синели ногти на его безжизненно вялых руках и как ползающая вокруг трупа Малуша тыкала костяной иглой в самые болезненные места упокоившегося болотника. Даже Малуша признала его мертвым!

– Опять не веришь! – засмеялось нечто в голове нарочитого и слегка грустно заметило: – Сестрица моя тоже не поверила… Глазела, глазела, а потом взяла да отреклась. Хотя мне от ее обиды ни холодно, ни жарко.

Варяжко пятился, пока не прижался спиной к стене избы. Он ничего не понимал, но напоминание о Настене вернуло ему частицу былого мужества. С трудом разлепив трясущиеся губы, он прошептал:

– Где встречал ее? В ирии?

Смех Выродка разорвал его голову. Бросив меч, нарочитый вцепился руками в виски, силясь удержать в столь непрочном черепе гулкий, ломающий кости смех нежитя.

– Ну что ты. Кто колдуна в ирий пустит? Мне и умереть-то толком не дано, разве что перед моей кончиной добрый человек мой дар на себя примет, а после вынесет меня из избы головой вперед, подрежет жилы на ногах и в могилу осиновый кол вобьет. А Настену твою я в Полоцке видал. Когда княжну Владимиру сыскивал.

Ноги Варяжко подкосились, и, всхлипнув, он сел на землю. Хотел спросить про Настену, но сил уже не оставалось. Жуткое прозрение рухнуло на него, придавило своей тяжестью. Болотник умер, и Варяжко знал это так же верно, как знал свое имя, но кто же теперь стоял перед ним, чей голос бередил душу? Мертвец говорил о Полоцке и о Владимире… Он проник сквозь стены Родни… Значит, Владимиру помогали силы куда более могущественные, чем Варяжко мог представить! Да он и поверить-то в них не мог! Думал: все бабьи выдумки, глупые сказки… А ведь Малуша упреждала: «Будут нам беды от Волчьего Пастыря». Не послушал ее, осмеял… А нынче вот он – Волчий Пастырь, живой мертвец, смявший Рамина нежить – стоит перед ним, улыбается и служит Владимиру!

Нарочитый уже не смел винить Блуда в измене – воевода всего лишь поддался колдовству… Но с кем бы ни пришлось биться, для Варяжко честь и жизнь князя оставались превыше всего.

Пошарив рукой по земле, он нащупал меч и, пошатываясь, поднялся. Он знал, что сейчас умрет, но ведал и еще одно – вместе с ним в ледяные объятия Морены уйдет этот разрушающий мирную жизнь колдун! Варяжко утащит его за собой!

Углядев в руке нарочитого оружие, колдун легко, словно бестелесный Пастень, скользнул в сторону и, очутившись почти рядом с нарочитым, уважительно шепнул:

– А ты смел, нарочитый! И честен!

Варяжко развернулся, полоснул мечом по его четко вырисовывающемуся на фоне неба силуэту. Не встретив сопротивления, клинок разрубил Выродка пополам и огорченно ткнулся острым концом в землю. Выродок пропал. На месте, где он только что стоял, темным влажным пятном поблескивала большая грязная лужица. Варяжко вздохнул. Расправиться с колдуном оказалось легче, чем он ожидал. На вышке над его головой, окрикивая товарища, заунывно завопил стражник.

– А еще ты глуп! – раздался откуда-то сбоку голос колдуна. Варяжко повернулся. Как ни в чем не бывало, целый и невредимый нежить стоял возле стены и, насмешливо ухмыляясь, покачивал длинным посохом с железным крюком на конце. «Раньше этого крюка не было», – почему-то вспомнил Варяжко, и, словно отзываясь на его мысли, колдун пояснил: