Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – властелин трех замков

Весь зал напоминает внутренности старинных часов, когда вращаются не только колеса для стрелок, но и всяческих фигурок, что кланяются, сражаются, выстукивают мелодии.

Я сделал несколько шагов, Альдер громко молился за спиной. Впечатление такое, что мы внутри грубо сделанных часов, как будто царь великанов велел сделать для себя этот чудовищный механизм и десятки великанов выковывали эти зубчатые колеса, шестеренки, чудовищные оси, на которых вращаются, зацепляя зубья другие, также грубо выкованные, вот следы молотов по раскаленному железу – это какие же молоты?

– А где же… колдуны? – прошептал Альдер, но я услышал через шум и лязг. – Кто все это…

– Завод еще не кончился, – ответил я тоже шепотом. – Пружина не раскрутилась…

Но чутьем, а не умом понимаю, что вот так вращаются тысячи лет, не стерлись в пыль, на помощь примитивной науке – ведь механика тоже наука – пришла такая же примитивная, но могучая магия. Лязгают, содрогаются от усилий, зубья не всегда попадают точно, скрежещут, но не останавливаются, не останавливаются…

Длинные цепи, каждое звено размером с тележное колесо, мерно поднимаются из темных колодцев в каменной толще и наползают на полустертые зубья шестеренок, самые мелкие не уступают тем поворотным кругам, на которых разворачивают паровозы.

– Не развалится? – спросил Альдер. Он задрал голову, всматриваясь в громады. – А то ведь прическу испортит…

– Тыщи лет стояла, – ответил я. – С чего бы вдруг?

– Тем более, – возразил он резонно. – Пора.

– Накаркаешь, – предупредил я и невольно ускорил шаг. – Не отставай, вон там проход…

Он ткнулся мне в спину, когда я остановился перед стеной, где мелкими значками испещрены плиты на высоте человеческого роста до черного входа, исчезают в нем, а на стой стороне уже полустертые, даже сколотые. На каменных плитах высекают самое важное, самое нужное, что обязательно сохранить во что бы то ни стало, без чего люди снова вернутся к первобытному строю. Сердце мое колотилось, я почти чувствовал боль тех людей, отчаяние, понимание, что сберечь удастся мельчайшие из крошек, что все равно человечество будет ввергнуто пусть не в пещеры к каменным топорам, но все равно воцарится дикость, невежество, костры инквизиции, снова начнет поиск пути на ощупь, в потемках, повторяя кровавые ошибки и делая новые.

Мы вбежали в туннель, Альдер зарычал, поднимая меч. Я почти наткнулся на огромный гроб, чересчур огромный, просто мания величия у наших предков. На крышке тщательно выполненные фигуры львов, грифонов, единорогов, все в золоте, над всем трудилась армия ювелиров, этому произведению искусства украшать бы музей, но такая ценность погребена в никому не известной пещере!

Я с усилием сдвинул крышку, она тяжело рухнула в сторону. В гробу скелет в доспехах, очень странных, но я застыл, как вмороженный в лед: человек в полтора моих роста, неимоверно широк в плечах, череп массивный, как котел, и… третий глаз над переносицей!

Небольшой обруч из серебристого металла уже свалился с черепа, красный камешек тускло мерцает, единственный, что не покрыто пылью. Справа под рукой гиганта узкий меч, рукоять в форме креста, гарда затейливо украшена резьбой, в навершие вделан желтый, как янтарь, камень.

Я осторожно взялся за меч, кости сдвинулись, освобождая оружие. К моему ликованию, меч оказался совсем не тяжелым, во всяком случае, не тяжелее обычного рыцарского меча, хотя на пару вершков длиннее.

Альдер сказал обеспокоенно:

– Сэр Ричард, у вас же есть меч!

– Да, – ответил я, не в силах оторвать взгляда от меча, – еще скажи, что я ж умный… Но мужчины становятся дураками, когда видят красивое оружие. Правда, это лучше, чем дуреть от женщин…

Он заткнулся, Ревель все понял, быстренько пошустрил по сторонам и подбежал со старинными ножнами, усеянными драгоценными камнями сверху донизу. Я вложил меч, он скользнул тихо и плавно, как по рельсам. Молча они смотрели, как я перекинул вторую перевязь через плечо. Теперь у меня два меча, как у самурая, да еще и лук, будто я скиф. Ну а молот на поясе – это уже малость от скандинава.

Леди Женевьева засмотрелась на красивый ларец на золотых ножках. Я видел, как у нее заблестели, даже загорелись глаза, особенно тот, который сузился до щелочки из-за вздувшегося кровоподтека. Она шагнула к нему, я увидел протянутую руку, сказал резко:

– Не сметь!

Она боязливо съежилась.

– Я только посмотреть…

– Любопытной Варваре, – сказал я, – нос оторвали…

Обнажив меч, я кончиком лезвия приподнял крышку, чем-то ларец не нравится, слишком уж безукоризнен. Нет пыли, сияет, как новенький. И оставлен на самом видном месте, хотя такую драгоценность должны были унести в первую очередь… Крышка с мягким музыкальным звоном упала на поверхность стола, несколько мгновений звучала, колыхалась, позванивая.

Я уже совсем было вознамерился заглянуть в ларец, как оттуда вырвался яркий лиловый столб света. На каменном потолке образовался круг, с шипением вскипело, камень потек жидкими, как спирт, каплями, что испарялись на лету. Чудовищная мощь прожигает широкий, все расходящийся туннель в толще горы.

Я стоял, оцепенев, затем ухватил крышку, подкрался зачем-то на цыпочках и рывком накрыл ларец, мгновенно обрезав луч, словно свет простого фонарика.

Альдер судорожно передохнул, перекрестился.

– Тут не только нос, и голова бы в пар… Что за гадости колдуны творят! Недаром Святая Церковь всех в костер.

Я осмотрелся, сказал с сожалением:

– Пойдемте, шлиманы. У нас задача выбраться отсюда. По возможности свернуть рога Хозяину. Но если и просто так удерем – тоже хорошо.

Альдер посматривал на меня как-то странно.

– Сэр Ричард, вы чем-то недовольны?

– Еще бы, – буркнул я.

– Чем?

– Я надеялся на другую эпоху, – признался я.

Он посмотрел на меня с вопросом в глазах, я не стал выяснять, что он обо мне подумал, под ногами захлюпало, а через минуту мы уже неслись по воде, что достигла щиколоток. Ревель предложил идти за водой, она выведет, но умолк, когда через два десятка шагов вода стала уходить в узкую трещину на полу.

Ревель снова мучился, выбирая между верностью сюзерену и дружбой с Альдером, который почти тащил леди Женевьеву. Он то забегал вперед, то возвращался к Альдеру, готов был тоже помогать нести женщину, но она сама старалась не отставать, разве что чаще других падала, расшибая колени и локти.

Я споткнулся в полумраке, ахнул: в этом подземелье, глубоко под землей в туннеле идут рельсы, настоящие рельсы!.. Правда, нет шпал, да и сами рельсы выглядят какими-то детскими, но здесь в камне шпалы без надобности.

Мы бежали, хрипя и задыхаясь, у Ревеля глаза от ужаса как блюдца, просипел пересохшим горлом: