Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

– Ну вот, одно дело сделали, – бодро сообщила Арлетта, и Эпинэ попробовал улыбнуться. Не хочет оставаться один, и правильно. Поминальные ритуалы для того и выдумали. Чтобы те, кто потерял все, не легли и не умерли от нахлынувшей пустоты.

– Благодаря вам, сударыня. – Герцог Эпинэ был отменно вежлив. – Думаете, послы удовлетворены?

– Они убедились в том, что ее величество в самом деле мертва, а Проэмперадор Олларии действует в согласии, самое малое, с Савиньяками, Валмонами и Рафиано. Завтра то же должны увидеть и представители сословий.

– Я рассчитываю и дальше на вашу помощь. Надеюсь, вы хорошо отдохнете. Мой дом в вашем полном распоряжении…

– Ты решил заняться делами? Займись ими завтра.

Опираться на тень бесплотную казалось свинством, но Арлетта повисла на руке сына Жозины. Именно повисла, потому что потерявших близких надо тянуть к земле, иначе улетят. Тянуть долгом, а еще лучше любовью, только любовью Робер обзавестись, похоже, не успел…

– Мне нужно переговорить с Мевеном и Рокслеем и послать курьеров к герцогу Ноймаринену и графу Ариго. Я благодарен вам, но должен сделать это сам.

– Сделай, но я все равно напишу. Хотелось бы мне, чтобы вы с Жермоном стали братьями. Других братьев вам не оставили…

Эпинэ нахмурился. Жозина называла предпоследнего сына Ро, но это имя другого человека. Не седого и не измученного.

– Я даже не помню, видел Жермона или нет, – признался бывший Ро. – Катари писала ему, но он не отвечал.

– Она опоздала с письмами.

– Сударыня, не надо об этом. Катари была моей сестрой, и потом… Что она могла, если семья решила по-своему?

– Наверное, я пристрастна. Просто ты знал сестру, а я знаю брата. Не буду врать, что Жермон мне как сын, но племянника он мне ближе.

– Понимаю… Лэйе Астрапэ, как же я ненавижу, когда это говорят мне!

– Что поделать, ведь ты в самом деле понимаешь. – Свое горе начинает драть душу с опозданием, когда все доделано, убрано, сожжено и ты остаешься с ним один на один. Или почти один на один. Вот тогда оно и приходит, садится на кровать и начинает здесь жить. Долго… А горе друзей, оно болит сразу, оно зазора не дает. Правда, оно, сделав свое дело, иногда собирается и уходит. Туда, где все доделано, убрано, сожжено…

– Сударыня, я не представлял, что Дикон… Он был таким влюбленным, он молился на Катари и… убил! Как?!

– Рокэ тоже ошибся, взяв к себе Окделла, но это казалось разумным. – Лучше о политике! Сейчас лучше о политике, иначе Ро не выдержать. – Два года назад Талигу мешали не вы, а Манрики с Колиньярами. Мы не могли отдать им Надор и Эпинэ. Оставалось дожидаться смерти Анри-Гийома и не позволить прикончить тебя и Ричарда.

– Его в самом деле хотели убить. – Справься Джереми с поручением, Катари и эта… Дрюс-Карлион остались бы живы. – Один малый со Двора Висельников опознал человека, нанявшего убийц. Он был из подручных Люра.

– То есть Манрика. Где сейчас эти люди?

– Джереми… Тот, кто платил «висельникам», в Багерлее. Где вор – не знаю. Наверное, можно найти.

– Поищи и отправь в Ноймар, хотя нет… Рудольфу не до старых интриг. Вернется Карваль, и решим.

Анфилада уперлась в лестницу, и стало не до споров – шлейф большого траурного платья требовал полного сосредоточения. Придворную амуницию Арлетта и в юности-то терпела с трудом. Как и Олларию, хотя столица не только не сделала ей ничего дурного, но и подарила Арно. И все равно хозяйка Савиньяка держалась от двора подальше, наезжая лишь тогда, когда ее отсутствие становилось либо неприличным, либо излишне красноречивым. Годам к сорока графиня наконец объяснила свою нелюбовь тем, что ее затащили в столицу насильно.

Требовать в заложники наследников Алиса не рискнула, и Гектор просидел в Рафиано до Лаик, зато Арлетта разделила судьбу многих девиц и девочек, угодив во фрейлины в неполные семь лет. Ее никто не обижал, но дочь графа Рафиано уродилась злопамятной. Алису она невзлюбила сразу, хоть королева и была удивительно хороша собой. Последнее до Арлетты дошло не сразу – в юности кажется красивым либо то, что нравится, либо то, чего у тебя нет, а хочется…

– Сударыня, – Робер так изумительно молчал, что Арлетта позабыла, что опирается не о перила, – вы не будете возражать, если я поручу вас заботам своего адъютанта? Понимаете, это Жильбер Сэц-Ариж…

– Вот и славно. Я совсем недавно болтала с его дедом. Мы поняли друг друга, но сперва мне нужно взглянуть на кабинет и будуар. Потом я займусь дамами Катарины. Они ведь сейчас здесь?

– Да… Только что это даст?

– Возможно, ничего. – Робер никогда не будет похож на деда, и слава Создателю. Анри-Гийом не желал слышать никого, кроме себя. В семье это отчего-то считалось силой и мудростью.

– Мевен и мэтр Инголс проверили все. Ошибки быть не может. К сожалению. Я же рассказывал…

– Считай это капризом. Я, если ты вдруг забыл, взбалмошная. – На Мориса Робер тоже не походит, так что Создателя надо благодарить дважды. Быть внуком Анри-Гийома и уметь не только думать, но и спорить… Мальчик пойдет далеко, если не свалится где-нибудь… Рядом с Росио. Объяснять таким, что нужно спать, бесполезно.

– Сударыня. – Еще одна попытка улыбнуться, но лучше б не старался. – Я попрошу Мевена выполнить все ваши… капризы, но мне… надо отдать несколько распоряжений.

Не хочет заходить туда, где еще горят прощальные свечи и где уже ничего не исправить. Она бы тоже не пошла, но слишком уж просто у них получается. Слишком… Королев так не убивают, таких королев.

– Там все убрано, – из последних сил напомнил Робер.

– Я так и думала.

3

Мевен спорить и удивляться не стал – вековое соседство с Приддами даром не проходит. Виконт смахнул с мундира отсутствующие соринки и вышел, оставив Проэмперадора писать письма. Эпинэ открыл пережившую четверых правителей чернильницу, обмакнул перо и одним махом написал об убийстве Катарины Оллар влюбленным герцогом Окделлом, после чего скомкал бумагу и зашвырнул в не топленный несколько недель камин – письмо слишком походило на донос, чтобы обойтись с ним иначе.

Иноходец не представлял, что бы стал делать, явись сейчас перед ним Карваль и заяви, что Дикон схвачен и препровожден в Багерлее. Убийство двух женщин, одна из которых готовилась стать матерью, не могло пройти безнаказанным. Спроси кто Робера, что делать с безымянным убийцей безымянных женщин, он бы не колеблясь ответил: «Занха», но у преступника было лицо, и Эпинэ не знал ничего. Даже того, отпустил бы он Ричарда, попадись тот ему в руки, или убил на месте.

И еще он не понимал, как можно убить из любви. Робер не надеялся на любовь Мэллит и отчаянно ревновал Марианну к Валме, но ему ни разу не пришло в голову поднять руку ни на гоганни, ни на баронессу. И наброситься на Альдо или Марселя тоже не тянуло. Если не любишь, этого не исправить. Он не любил Ирэну, как бы хороша и знатна она ни была, почему должны любить его? Потому что он это он? Но чем Робер Эпинэ лучше других, да и при чем здесь «лучше»? Это родители ищут детям богатых, знатных, выгодных, а сердце то ли слепо, то ли, напротив, видит дальше денника с кормушкой. Эгмонт полюбил незнатную девушку по имени Айрис и оставил ее по воле семьи. Ричард полюбил королеву и убил, потому что она не полюбила его. Сюзерен мечтал о старых богах и проклял их, хотя старые боги, если они где-то и есть, Альдо Ракану не обещали ничего… Любовь и власть. Ничего похожего, но хотят и не хотят их одинаково.