Святослав Аладырев - Извек

Помня давешние косички, Извек подозрительно огляделся, но всё—таки решил остановиться в знакомом месте. Ворон поспешно напившись, подсеменил к костру и, едва не свалив жерди подпорок, примостился между Сотником и навесом. Пока хозяин ужинал, конь бдительно топорщил уши, всем видом показывая, что теперь, до утра будет настороже. Вопреки опасениям, ночь не принёсла никаких неожиданностей и конская грива осталась нетронутой. Наскоро перекусив, Сотник заторопился в Киев. От вчерашних туч не осталось и следа. Ярило блистал во всей красе и Ворон припустил размашистым намётом, рассекая широкой грудью тугой утренний воздух. Придорожная трава щедро брызгала кузнечиками и мелкими птахами. Вот—вот впереди должна была показаться деревня, от которой до Киева рукой подать.

Ворон перебился на лёгкую рысцу. На изгибе дороги сопнул, вытянул голову, пошёл медленней. Извек тоже заметил в разливах высокой травы грязно—белый сполох. Свернув туда, различил, что пятно двинулось. Однако конный пешему не чета, и скоро Ворон уже выпереживал паренька в рванной, забрызганной красным, рубахе. Тот, измотанный погоней, с ужасом оглядывался на дружинника, но всё бежал, спотыкаясь, покуда не запалился и не упал, хватая ртом воздух. Сотник осадил коня, воротился, в недоумении остановился над упавшим. Где это видано, чтобы народ, словно тать, от княжьих ратников бегал. Свесившись с седла, присмотрелся к беглецу, заговорил:

— Ты что сорвался то? Может белены объелся? А подрал тебя кто?

Парубок[24] всё сипел, облизывая пересохшие губы, на всадника поглядывал со страхом и ненавистью. Извек подождал, потянулся к перемётной суме, бросил отроку флягу. Тот жадно хлебнул, плеснул воды в ладонь, вытер чумазое лицо. Оглянулся на дорогу, по которой ехал Извек, что—то смекнул, заметно успокоился.

— Так ты… не из Путятиных псов будешь?

— Не из них, — согласился Сотник. — А что приключилось—то?

— Крещение у нас было.

— Крещение? — не понял Извек. — А почему не кольцевание? Может одёжка целее была бы?

Парубок насупился неуместной шутке. Оглянувшись в сторону деревни, ещё раз вытер лицо и исподлобья глянул на Сотника.

— Кольца новому богу ни к чему. Он с крестом пришёл, вот и было крещение! Езжай, сам увидишь. — закончил паренёк и, устало поднявшись, двинулся к лесу.

— Погодь! — окликнул Извек, но отрок только отмахнулся.

— Езжай, сам всё увидишь!

Дружинник развернул коня. С неприятным холодком в сердце вспомнил про затею Владимира, о которой последнее время всё чаще говорили в Киеве. Ворон вдруг тихо и тоскливо ржанул, топорща ноздри встречному ветру. Впереди, за деревьями мелькнуло серебро речушки. Чуть левее обозначились крайние дома. Извек оглянулся на парнишку, чья фигурка уже скрывалась за листвой и вновь вгляделся вперёд. Дивясь, что солнце на полдень, а у домов не видно ни души, привстал в стременах и двинулся взглядом от домов к реке. Берег показался странно кочкастым, хотя Сотник чётко помнил ровную пологую полосу песка. Направив коня к берегу, различил белые пятна, будто вдоль воды сыпанули снегом. Однако, подъехав ближе, понял, что за снег пал у кромки воды. Сотник не верил своим глазам: вдоль всей веси видел залитый кровью берег и горы неубранных трупов, над которыми уже собирались тучи жирных ленивых мух.

Ворон, сверкая белками глаз, упирался и норовил отойти подальше, но рука хозяина заставляла идти мимо наваленных в беспорядке тел. Все как один в белых рубахах: мужи, старики, дети, жёны. Колени штанов и подолы сарафанов испачканы побуревшим от крови песком. Алые брызги и разводы поглотили краски яркого узорочья. А там где полотно сохранилось белым, вышивка словно вытекала прямо из кровавых пятен.

Никто не вооружён, одеты как на праздник, вокруг, на песке, только следы киевских подков. Миновав последнего убитого, двинулся от реки. В опустевшей веси пустил коня медленным шагом, надеясь встретить хоть одну живую душу. Мрачно вслушивался в жуткую тишину, пока краем глаза не уловил движенье. Спешился, набросил повод на дощатую ограду и беззвучно протиснулся в узкий пролом. Прокравшись вдоль частого плетня, прильнул к прорехе и затих. Взору предстала мерзкая картина.

Посреди пустого двора шнырял костлявый чернец из числа Сарветовых подручных. Не опасаясь заколотых на берегу хозяев, монашек деловито промышлял на бесхозном. Перебирал найденные в доме туяски и скрыньки,[25] высыпал содержимое на землю и, отобрав из барахла что поценней, брался за другую коробчонку.

Не укради… вдруг припомнил Извек, поглядывая по сторонам. Однако, судя по всему, в опустевшей деревушке чернец задержался один. Неподалёку, за домом, дожидался конь. Холёный жеребец, явно из княжьих конюшен, щипал травку, нетерпеливо вскидывал голову. Его хозяин, тем временем взопрел от усердия, роясь в чужом добре. Шумно сопел, утирал рукавами потную морду и щурился, боясь упустить какую—нибудь малость. Наконец, руки дошли до потёртого кузовка. Из вороха лент и красной тесьмы выпали витые пряжки, пара серебряных гривен, и берестяная коробчонка. От падения, крышка отскочила, и солнце засияло на свадебных украшениях, копившихся в семье из поколения в поколение. Наскоро оглядев височные подвесы, фибулы и жемчужные мониста, монашек спешно утолкал всё в кожаную мошну, и в последний раз переворошил раскиданное добро.

Не найдя больше ничего ценного, оглядел двор. На глаза попался сруб погреба с незапертой крышкой. Памятуя о сладких хмельных медах, сунулся туда промочить горло. Через миг до слуха Извека донёсся визг и звуки борьбы. Из чёрного проёма вновь показался чернец, волоча за собой перепуганную девчушку. Видно та успела юркнуть в погреб, когда всех гнали на берег.

На девку глядючи, засвербило у чернеца ретивое. Притянув её к себе, грубо лапнул за грудь, но та, извернулась, укусила потную руку. Зарычав, монашек со злостью ударил девчонку в живот и, заметив как у неё сбилось дыхание, стал со вкусом бить по лицу. После третьего удара несчастная перестала ощущать опору под ногами и повалилась на землю. Толкнув её ничком на бревенчатый скат, чернец, уже не спеша, запустил руку под подол. Девчонка слабо дёрнулась, но дрожащий от возбуждения богослов резко рванул за косу, выгибая голову назад. Потом, заломав слабые девичьи руки за спину, скрутил запястья её же косой.

— Не возжелай и не прелюбодействуй… — зверея прошептал Сотник и выдвинулся из—за плетня.

Чернец запоздало углядел сбоку оскаленное лицо Извека. Пинок в бок отбросил стервятника от жертвы. Подняв кучу пыли, монашек грохнулся оземь и, закашлялся. Видя надвигающегося дружинника, спешно воздел персты. Трясущимися губами залопотал что—то про Моисея и его скрижали, но Сотник сграбастал перепуганного гада за хламиду и, заглянув в побелевшее лицо, мрачно процедил: