Алексей Корепанов - Вино Асканты

– Какой царь?

– Это я так, к слову. – Колдун грустно усмехнулся. – Его уже нет в том мире. А вот пришельцы есть.

Грон долго молчал, глядя прищуренными глазами на танцующее пламя. Потом с запинкой произнес, еще раз пытаясь до конца уяснить слова Колдуна:

– Значит, люди, поверив в тех, кто пришел со звезд, сами сотворили их, и они действительно появились…

– Да, они стали реальностью, и совсем не важно, что лично ты, Гронгард, сын Гронгарда Странника, не веришь в них. Или я, или, скажем, Вальнур Рай. Ты хорошо рассмотрел летающее яйцо? Дотрагивался до него?

Грон молча кивнул, сосредоточенно хмуря брови.

– Оно ведь не было подобно отражению в воде, оно действительно существовало?

– Летающее яйцо такая же явь, как мой меч, – со вздохом подтвердил Грон.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Колдун. – Что и требовалось доказать. Все продемонстрировано очень наглядно. Высокая концентрация энергии веры породила летающее яйцо, и те, кого ты видел внутри, действительно пришельцы со звезд.

– Наваждение… – подавленно пробормотал Грон. – Куда они улетели?

– Не знаю. Хотя мог бы… – Колдун опять замолчал, раздумывая о чем-то.

– А зачем они прилетели сюда? И что это за мир, о котором ты говорил?

Колдун с непонятным любопытством посмотрел на него.

– Вот ты, оказывается, какой, Гронгард, сын Гронгарда Странника. Стремишься получить ответы на все вопросы?

Грон поднял голову, холодно процедил:

– Я не любопытная искалорская торговка. Не хочешь – не отвечай.

Колдун усмехнулся.

– Я мог бы сказать, откуда взялось ЭТО яйцо. Но если говорить в общем, обо всех пришельцах… Видишь ли, их поступки не зависят от нас; мы их породили, но влиять на них не можем. Они реальны, как твой меч… Как… призраки!

Колдун внезапно резко поднялся, принялся ходить вокруг костра, задумчиво потирая выбритый подбородок. Грон тоже встал и настороженно следил за ним.

– Призраки ведь тоже реальность, Гронгард! Такое же порождение нашего сознания, нашей веры, как и звездные пришельцы. Призраки, оборотни, домовые, вампиры, ламии-пожирательницы путников… Представляешь этакую змею с женскими головой и грудью? Ты видел когда-нибудь привидение, Гронгард?

– Нет.

– Но веришь в них?

– Как тебе сказать, Колдун… Говорят, накануне поры холодных ветров по развалинам старой крепости в Серой долине бродит призрак Стирга Детоубийцы с окровавленным лицом. Бродит и стонет. – Грон с сомнением взглянул на Колдуна. – Я бывал накануне поры холодных ветров в старой крепости, но ничего не видел. Есть еще Одноглазая Старуха у двугорбого перевала, кое-кто мне о ней рассказывал. Появляется, грозит пальцем. Сам я в тех краях не был. Много разных слухов ходит…

Колдун остановился перед вольным бойцом, поднял голову, вглядываясь в лицо Грона.

– Это не просто слухи, Гронгард. Повторяю, призраки реальны, хотя и бесплотны, они рождены энергией веры. Могу доказать вполне наглядно.

– Кто ты, Колдун? – тихо спросил Грон. – Откуда ты, не из того ли мира? Почему о нем не знают у нас в Искалоре?

– Призраки реальны, – задумчиво повторил Колдун, оставив без внимания вопросы вольного бойца. – А вообще мне пора. Свою точку зрения я изложил и, стало быть, этот пункт плана выполнил. Будем продолжать…

Грон с закипающим раздражением, стиснув зубы, слушал непонятные слова Колдуна.

– А если я заставлю тебя ответить? – глухо и угрожающе сказал он, шагнув к Колдуну.

– Что?

Отрешенно-задумчивый взгляд Колдуна стал изумленным. Он прикоснулся к руке Грона, покачал головой.

– Не надо. Ты ведь не сторонник применения силы, когда того не требуют обстоятельства. Я не прощаюсь. Отдыхай – возможно, скоро тебе предстоит встреча с озерными метателями.

Колдун неторопливо повернулся спиной к Грону и направился в сторону дороги. Поднял руку и, обернувшись, спокойно произнес:

– Распрягай Тинтана и ложись спать. Можешь мне поверить – сейчас тебя никто не потревожит.

И пропал, словно растворился в полумраке.

Грон с силой провел пальцами по глазам и тяжело опустился на траву, ощутив нечто похожее на головокружение. Посидел, глядя на огонь, тряхнул головой и приказал себе ни о чем не думать. Распряг коня, осушил до дня флягу с цветочным вином, растянулся на траве у костра и сразу провалился в черноту. Чернота оказалась плащом Колдуна, глядящего с черного неба, плащ распростерся от горизонта до горизонта, и в вышине кружились серебристые точки, и плавно скользили от звезды к звезде…

4

Он бесконечно долго брел в темноте, то и дело натыкаясь на гладкие мраморные стены, поворачивал из стороны в сторону и даже, кажется, не раз шел назад, блуждая по беззвучному подземному лабиринту. Тупики, повороты, тупики… И вдруг – робкий свет впереди. Он бросился к далекому светлому квадрату, скользя подошвами сапог по мраморному полу, отталкиваясь от стен, заставляя двигаться не желающие слушаться ноги. Дополз и встал, и простер руки к женщине, возникшей в светлом проеме. Женщина держала овальное блюдо, а на блюде стояла глубокая чаша, покрытая непонятными знаками. «Асканта…» – шепнул он непокорными губами. Женщина подняла голову, отхлынули от лица длинные волосы – и он увидел, что это Инейя, ничуть не изменившаяся с тех давних пор, когда он знал ее. Он замер, не смея подойти к той, чье тело предали огню в страшные времена Черной Беды, истреблявшей и старых, и молодых, к той, чей взгляд был для него когда-то

– как вино, чей голос – как пенье рассветной птицы, чье прикосновение – как звездный свет… Давно уже притупилась боль, давно смирилось сердце, но память осталась. «На песок набегает волна… Отступает… Но вслед ей – другая… Так и память о ней, несравненной… словно волны… Волна за волной…»

Что это, что?.. Кто творит эти слова, почему они всплывают словно ниоткуда, подчиняясь неведомой силе?

Вновь, как когда-то, горько-сладостно защемило в груди. Он вздохнул и рванулся к Инейе. Блюдо исчезло из рук девушки с печальными глазами, и чаша со стуком разбилась о мраморный пол…

Грон резко повернулся, сел. Долго смотрел на выпавший из-за пояса кинжал, не в силах освободиться от сна, прошептал: «Инейя…» – и наконец окончательно обрел чувство реальности. Быстро осмотревшись, он, уже почти не удивляясь, понял, что вновь проснулся в другом месте. Стены небольшой комнаты с высоким сводчатым потолком были снизу доверху завешаны темными гобеленами; от угла до угла, от пола до потолка чередовались на них коричневые, серые, черные, темно-зеленые, фиолетовые растения, трехрогие косматые длиннохвостые звери-мертвоглазы из древних сказаний, мечи и боевые топоры, сгорбленные фигуры Изгнанных, оскаленные пасти пожирателей звезд, небесные символы, непонятные знаки общины Молчащих, змеевидные рыбы, переплетенные ленты, подобные тем, что бросают в огонь, провожая умерших. Пол был под стать гобеленам: темные, почти черные доски, плотно пригнанные одна к другой, казалось, поглощали тусклый свет. Свет неуверенно пробирался в комнату сквозь небольшое оконце, углубленное в толщу стены и закрытое изнутри и снаружи массивными решетками. Под окном вдоль стены тянулась широкая деревянная скамья, перед ней стоял круглый стол на колонноподобном основании, покрытый лиловой скатертью с длинной, свисающей до пола бахромой. Высокий кувшин, хлеб и поднос, уставленный глубокими мисками с едой, показывали, что кто-то позаботился о вольном бойце.