Майра - Провинциалы

– Точно, – улыбнулся Полонский. – Труд мессира Энрико по галактической магии. И ещё – я хочу сам посмотреть, что за "поэзия" упрятана на той пластинке.

Беседа Торквемады с профессором Гейнером, по мнению детектива, со стороны должна была напоминать одно из двух: либо светопреставление, либо хитрую шахматную комбинацию. Первое вытекало из натуры профессора, второе – из характера комиссара. Если один был неуступчив и жёсток, как базальтовая скала, то второй – гибок и изворотлив, подобно змее, изучившей в этой скале каждую трещину… Говоря проще, без всяких тупелектских кулинарных метафор, Полонский вскоре получил в своё распоряжение то, что просил.

Ему понадобилось четыре часа, чтобы изучить копии пресловутых компьютерных кодов, которые после предварительной расшифровки экспертами Криминальной Полиции развернулись в несколько десятков страниц чрезвычайно витиеватого, порой совершенно не аппетитного текста. Казалось, сочинивший всё это автор – а скорее всего, даже несколько авторов, – в своём стремлении к изощрённой образности абсолютно забывают о том, что кто-то же будет всё это читать. А тем более – есть.

Полонский содрогнулся, попытавшись представить себе, как на практике может выглядеть "золотящийся в свете утренних солнц злобный рой паразитов" или, скажем, "клокочущий гейзер, источающий запах мяса, что три дня пролежало на солнце"… Ну и тому подобное. Употреблять в пищу такое можно, только если ты не видел его названия в меню. И то ещё неизвестно. Но какое это имело отношение к Гин-Гроану и наркомафии, Полонский понять никак не мог.

Книга мессира Энрико Гаруссо попала к нему вечером в пятницу. Всё субботнее утро детектива мучило неприятное ощущение, что он где-то что-то пропустил. В чрезвычайно дурном расположении духа Полонский перетерпел обход, лекарства и все назначенные ему процедуры, после чего вновь уселся перед экраном и тупо упёрся взглядом в копию объяснительной записки Вити Террориста, которая гласила:

"Я, Виктор Буланкин де Сен-Симон, курсант 4 курса высшего училища Криминальной Полиции Галактики Љ7865491 (Лутонвилль, Бренн, система Мрачный Жюль), желаю объяснить, как оно было на самом деле, чтобы потом на меня не вешали лишних собак и не шили мне чего ни попадя. Заявляю, что с известным Гин-Гроаном я впервые встретился в космопорту "Пелестон-3" 6 числа 7 месяца 30678 года по исчислению Гелиоса, а до этого лично знаком с ним не был, хотя и слышал о нём много плохого. Вышеперечисленный Гин-Гроан был стукнут мною по голове 1 (один) раз при попытке задержания, но не упал, а ударился в бега. Я решил пойти за ним и выяснить, где он скрывается, но он стал заметать следы, и мне пришлось ещё 2 (два) раза ударить его в районе южной автострады, чтобы он совсем не сорвался с крючка и не лёг на дно. Упомянутый Гин-Гроан в ответ долго и вежливо смотрел мне в глаза, после чего я почувствовал, что не могу управлять своими верхними конечностями, а нижние конечности вообще идут туда, куда им вздумается. Этот самый Гин-Гроан привёл меня к себе в комнату и стал говорить со мной ласковым голосом, но что он говорил, я уже не помню.

Потом не раз упомянутый мною выше Гин-Гроан отправился дальше по своим делам, а я пошёл по своим, то есть, на самом деле, тоже по его, потому что у меня самого никаких дел не было. Я дошёл до "Пелестона-1", который был совсем близко, пошёл прямо к начпорта и рассказал ему, всё как есть. Начпорта сразу же вызвал спасательский патруль и спросил меня, где найти Гин-Гроана. Я не знал точного адреса, но помнил, как добираться, и поехал вместе со спасателями показывать дорогу. Когда мы прибыли на место, нам навстречу попались два подозрительных субъекта не местного происхождения, у которых Валера потребовал предъявить идентификационные карты, а они вместо этого сразу начали стрелять и чуть не попали в Ат-Туя. Ат-Туй разозлился, парализовал одного, я – другого, а Валера таки посмотрел их карты и сказал, что один из них, моллюск, уже несколько лет числится в розыске за хулиганство и межпланетный криминал. После этого мне дали пистолет и два (2) взрывпакета, и мы все пошли дальше осторожней, так как стало ясно, что мафия успела добраться до Гин-Гроана раньше нас".

Дальше простым и безыскусным языком человека, привыкшего сначала сделать, потом подумать, а уж потом подбирать слова, описывалось то, что Полонский знал и так – схватка с Рикардо и взятие фотонной ракеты.

Детектив откинулся в кресле и безнадёжно взглянул на бар-автомат, зеленовато-голубой, как всё в комнате. Профессор считал, что эти цвета успокаивают нервную систему, и ссылался при этом на тысячи проведённых за время существования психологии, психиатрии и невропатологии экспериментов. Полонский же в ответ мог ссылаться только на свой собственный субъективный опыт, что звучало, конечно, весьма легковесно. Ненависть его к больничным стенам и коридорам возрастала с молниеносной быстротой, тем более, что никакого противовеса ей не было.

Здешний бар-автомат производил лишь три вида напитков: всевозможные минеральные воды, лечебные коктейли, где вкус лекарств тщательно маскировался фруктовыми ароматизаторами, и синтетическое молоко, в котором кальций прямо таки скрипел на зубах меловой крошкой. Любимого коктейля "Оскал Горгоны" детектив не пробовал уже недели три, и это его угнетало. Перечисленные выше произведения больничного бара-автомата никак не подстёгивали мыслительные процессы. Впрочем, девиз профессора был: "Думать – вредно!" – и следствия этого медицинского подхода встречались здесь на каждом шагу.

Бросив гипнотизировать взглядом бездушный автомат, Полонский вздохнул, сдвинул брови на переносице и принялся, как мог активно, вредить своему здоровью.

Храмовой культуре Тупелекта в книге мессира Энрико отводилось немалое место. Подробно описывалось восхождение по лестнице священных вкусовых ощущений, от простых, грубых и доступных почти любому, ко всё более изысканным и тонким, оценить которые способен далеко не каждый. Приготовление блюд с цветистыми названиями занимало немало времени, а рецептура их была тщательно зашифрована, упрятана среди речевых завитков и иносказаний. Чем сложнее было кушанье, тем больше строчек занимало его название. По мере овладения таинственным кулинарным искусством, тупелектские жрецы развивали в себе всё больше сверхспособностей. Одно из древнейших преданий гласило, что некий жрец по имени Мад-Маакт ухитрился добраться до самой вершины этой, казалось бы, почти бесконечной лестницы и получил могущество, которое позволяло ему останавливать вращение и развитие целых миров. Проще говоря, в момент полного солнечного затмения – необходимое метеорологическое условие! – он приготовил некое сверхмощное блюдо и тут же сделался богом. Умер славный жрец от огорчения: изобретя вскоре после этого кушанье, дающее власть поворачивать время вспять, он обнаружил, что для того, чтобы должным образом приправить последнее, придётся испарить все минеральные источники Галактики. Разлад между полётом ума и ограниченностью физических возможностей привёл психику несчастного к саморазрушению. К сожалению, ни профессор Гейнер, ни его голографический учитель в ту пору ещё не родились, так что помочь бедняге было некому. Правда, перед смертью он, как водится, успел сделать заявление и напророчить, что возродится через много веков под именем Шун-Шакема и уж тогда-то…