Эрик Эддисон - Червь Уроборос

После этого поднялся лорд Юсс, и с ним лорд Голдри Блусско, что явился в полном боевом вооружении, в рогатом шлеме из золота и в золотой кольчуге, усеянной рубиновыми сердцами, со своим выкованным эльфами двуручным мечом, которым он однажды убил морское чудовище, и лорд Спитфайр, что смотрел на лордов Витчланда, как сокол смотрит на свою жертву, и лорд Брандох Даэй, взиравший на них, и в особенности на Кориния, с презрительной усмешкой и небрежно поглаживавший украшенный драгоценностями эфес своего меча, пока Кориний, которому стало не по себе от его взгляда, не заерзал на своем месте, с вызовом глядя тому в глаза. Ибо, несмотря на все свои богатые одеяния, на хорошее сложение и красивую внешность, по сравнению с лордом Брандохом Даэй Кориний выглядел неотесанным мужланом, и ненавидели они друг друга всем сердцем. Так лорды Демонланда вместе со своими воинами покинули зал.

Чтобы они не испытывали недостатка в увеселениях, Алый Фолиот отправил в их шатры слуг с винами и изысканными яствами, а также послал к ним музыкантов и менестреля, дабы те развлекали их песнями и старинными сказаниями. Для остальных же своих гостей он приказал принести массивные серебряные кубки и огромные кувшины по два феркина[19] каждый, и велел наполнить кубки Витчей и Фолиотов, и они выпили в память о короле Горайсе XI, погибшем в тот день от руки Голдри Блусско. Когда их кубки вновь наполнили пенистым вином, Алый Фолиот воскликнул:

— О лорды Витчланда, желаете ли вы, чтобы я спел погребальную песнь о короле Горайсе, унесенном сегодня смертью?

Когда те ответили согласием, он позвал к себе музыкантов с теорбой[20] и гобоем, и приказал им:

— Играйте торжественную музыку.

И они начали тихо играть в эолийском ладу[21] мелодию, что была подобна завыванию ветра в голых ветвях безлунной ночью, а Алый Фолиот склонился на своем высоком троне и завел похоронную песнь:

Когда здоров и бодр я был,Болезнь меня лишила силИ смерти страх меня пленил.Timor mortis conturbat me.

Коварен Бес; мы ж, повсеместно,Слабы духовно и телесно,И в суете проводим дни.Timor mortis conturbat me.

Изменчивость — людей натура:То веселы, то смотрим хмуро.От колыбелей до могил…Timor mortis conturbat me.

Все неустойчиво на светеИ, как листву качает ветер,Колышется наш зыбкий мир…Timor mortis conturbat me.

В объятьях сметри все едины,И лорды, и простолюдины,Прелаты, принцы, короли.Timor mortis conturbat me.

Смерть заберет к себе любого:Пусть грозный рыцарь в сталь закован,Броня его не сохранит.Timor mortis conturbat me.

Дитя невинно и безгрешно,Что к матери прильнуло нежно,Сей злой тиран не пощадит.Timor mortis conturbat me.

Смерть ждет бойца, что бился трудно,И кормчего, что правил судном,И ту, которую любил…Timor mortis conturbat me.

Ни лорд, властительный и грозный,Ни муж ученый, столь серьезный,Конца никто не избежит.Timor mortis conturbat me.

Напрасно спорят богословы,Риторики, играя словом,Сплетают рассуждений нить.Timor mortis conturbat me.

Лечить от смерти бесполезно,И врач, что знает все болезни,От злой судьбы не исцелит.Timor mortis conturbat me.[22]

Когда Алый Фолиот дошел до этого места, его декламация была прервана не подобающей случаю перебранкой между Коринием и одним из сыновей Корунда. Вышло так, что Кориний, которому было мало дела до музыки и похоронных песней, но который любил играть в азартные игры, принес с собой кости, чтобы сыграть с сыном Корунда. Некоторое время ход игры весьма удовлетворял Кориния, ибо с каждым броском костей он выигрывал, а кошелек его соперника становился чуть легче. Но на этой одиннадцатой строфе сын Корунда выкрикнул, что кости у Кориния жульнические и налиты свинцом с одной стороны, и ударил Кориния коробкой от костей по гладко выбритому лицу, называя его плутом и грязным мошенником. В ответ на это Кориний выхватил кинжал, чтобы перерезать обидчику глотку, но кто-то вклинился между ними и их с большим трудом и множеством проклятий разняли. Когда было доказано, что кости не жульнические, сыну Корунда ничего не оставалось как принести Коринию извинения, и они примирились.

После этого лордам Витчланда вновь налили вина, и Алый Фолиот выпил до дна во славу этой страны и ее повелителей. И еще он приказал:

— Пусть придет моя Кагу[23], и танцует для нас, а потом и другие мои танцоры. Ибо ничто не радует душу Фолиотов более, чем радость танца; и благостно нам созерцать восхитительный танец, будь это величавая пышность паваны, движения которой подобны движению огромных облаков на закате солнца, или грациозная аллеманда, или фанданго, переходящий от прекрасной расслабленности к живости и страсти вакханалий на высокогорных лугах под запутавшейся в ветвях сосен летней луной, или радостная неразбериха гальярды, или милая сердцу Фолиотов джига. Посему не мешкайте, но приведите Кагу, дабы она станцевала для нас.

И вот Кагу вступила в сумрачный зал, двигаясь медленно и чуть вразвалку и кивая головой в такт свои шагам. Легкое волнение угадывалось в ее движениях и в том, как метался по сторонам взгляд ее огромных прекрасных глаз, кротких и застенчивых, подобных раскаленному докрасна золоту. Она немного походила на цаплю, но сложение ее было плотнее, а ноги и клюв короче, чем у той; бледно-серые же перья ее были такими длинными и изящными, что их было трудно отличить от волос. Духовые, лютни и цимбалы заиграли куранту, и Кагу задвигалась в танце меж длинных столов, чуть подпрыгивая и наклоняясь при каждом шаге и превосходно держа ритм. Приблизившись к помосту, где, восхищенный ее танцем, восседал Алый Фолиот, Кагу увеличила шаг и медленно и плавно заскользила к нему. При этом она гордо выпрямилась, пригнула голову, так что ее открытый клюв прижался к грудке, распушила ставшие похожими на широкую юбку с кринолином перья и, раскрыв гребешок на голове на высоту в половину своего роста, величаво поплыла к Алому Фолиоту. Так она делала на каждом круге куранты, перемещаясь по всему залу Фолиотов. Все они радостно улыбались ей, будучи очарованы ее танцем. Когда танец закончился, Алый Фолиот подозвал Кагу к себе, усадил ее на скамью рядом с собой, гладил ее мягкие серые перья и всячески ее обхаживал. Она же робко сидела подле Алого Фолиота, удивленно взирая своими рубиновыми глазами на Витчей.