Дэйв Дункан - Настоящее напряженное

– Загар, сэр? – Скорее больничная бледность…

– Он был загорелый. Дочерна. – Стрингер повернулся обратно, лицом к собеседнику, копаясь в папке. – Ага, вот оно: «Будучи обнаженным, пациент выглядел так, будто на нем белые шорты. Подобная пигментация сравнима единственно с длительным пребыванием в тропическом климате». И после этого он оказывается под Ипром в самое дождливое лето за последние пятьдесят лет. Странно, вы не находите?

Теперь хирург пустил в ход свой профессорский взгляд, но Смедли даже не заметил этого. Теперь он знал, почему Экзетера не расстреляли как шпиона. Да, ненамного он продвинулся. Где-то на заднем плане продолжало маячить убийство, и оставался еще вопрос – откуда знает Стрингер…

Хирург улыбался.

– Как? – слабым голосом спросил Смедли.

Ухмылка.

– Лучший подающий школы с начала века. До сих пор помню его подачу в том матче с Итоном.

Боже, разве кто-нибудь забудет тот день! Новый приступ подобрался к глазам Смедли и подергал их.

– Просто удивительно, как никто до сих пор не узнал его! – вздохнул Стрингер. – Что, черт возьми, нам делать?

– Вы? Вы, сэр? Вы поможете; сэр?

– А вам этого не хочется?

– Да! О да! Вы поможете? Я хочу сказать, он был, наверное, моим лучшим другом, и я сделаю все, что смогу, чтобы вызволить его и избавить…

– А, да. Значит, так?

Смедли вдруг пронзила ужасная мысль – он угодил в западню. Он ведь никогда раньше не говорил с этим человеком, а теперь, возможно, предает своего друга. Мысль о том, что Стрингер пожертвует своей блестящей карьерой и пойдет на риск вплоть до тюремного заключения, вряд ли могла бы прийти в голову даже контуженному…

Впрочем, доктор и так знал.

– Ничего серьезного, – пробормотал Стрингер, справившись в папке. – Несколько грязных ссадин, конечно, есть опасность инфекции. Впрочем, газовая гангрена, столбняк – все это не так уж и страшно. Слава Богу, у нас теперь есть антитоксины. Не то что в пятнадцатом году. – Он осторожно покосился на Смедли. – Но в физическом отношении он здоров. Вы говорили, что учились вместе? Мне казалось, он младше вас года на два.

– Он просто хорошо сохранился. – Сам Смедли сохранился значительно хуже. – Сэр, я никогда не поверю, чтобы Экзетер мог убить человека ударом в спину!

Стрингер скривился:

– Да, в мое время в Фэллоу этому не учили! Видите ли, расследование проводилось кое-как. Какой-то деревенский бобби, никогда не имевший дела ни с чем серьезнее потравы посевов. Министерство внутренних дел впоследствии уволило его. Об этом не говорилось, но это так. Ему надо было обратиться в Скотленд-Ярд или хотя бы запросить помощи в соседнем графстве.

Но что же им теперь делать?

– Да, и еще, – продолжал Стрингер, косясь на часы. – В его деле не фигурируют отпечатки пальцев. Так мне, во всяком случае, сказала миссис Боджли. Что ж, мне пора делать обход. Потом мы попросим его сюда и поговорим еще. Вы можете уделить нам полчаса или около того?

Он улыбнулся и положил папку на край стола. Потом загасил сигарету, встал и вышел в своем дорогом костюме. А Смедли так и остался сидеть, открыв рот.

6

Спроси у Смедли раньше, сможет ли он просидеть в этом тесном кабинете целых полчаса, – он бы ответил, что верит в это не больше, чем в то, что его батарея способна обстреливать из Фландрии Берлин. Тем не менее он не двинулся с места. Стены не обрушились на него. Приступы больше не повторялись, хотя прошел почти час, прежде чем его снова потревожили.

Ему было чем занять голову. Он просто должен был придумать способ, как вытащить Экзетера из Стаффлз. Немного подумав, он решил, что это возможно. Хорошо, ну а что потом?

Он подумал про Чичестер, и его чуть не стошнило. Ну, вообще-то пустой дом без любопытных слуг мог бы стать неплохим убежищем, но куда деться от орды сердобольных теток? Еще неизвестно, как к этому отнесется отец. Он обвинял Экзетера-старшего в ньягатской резне и утверждал, что это вышло из-за того, что тот сам сделался туземцем. Он поверил в то, что младший Экзетер убил Боджли. Нет, Чичестер придется вычеркнуть.

Еще оставался Фэллоу. До начала семестра – десять дней. Джинджер что-нибудь придумает.

Значит, решено. Теперь ему надо каким-то образом передать эту информацию Экзетеру, когда того приведут, причем прямо перед носом у Стрингера, – вторая ночная экспедиция в западное крыло была бы слишком явным искушением судьбы. Чистый лист бумаги он нашел на полке. Писать левой рукой было уже сложнее. Только не начинай словами «Дорогой Экзетер!»

«Завтра ночью устрою пожарную тревогу. Постарайся улизнуть в суматохе. Налево от крыльца. Через стену можно перебраться. Иди направо. Ищи колесницу Боадицеи на перекрестке в полумиле от забора. Удачи».

Он добавил «С Богом!» и сам немного засмущался.

Даже складывать лист одной рукой было нелегко, но он все же сложил его маленьким квадратиком и сунул в карман брюк. Потом принялся за изучение папки, великодушно оставленной ему Стрингером.

Колесницей Боадицеи они звали старенький «остин-родстер» Джинджера. Смедли мог написать наскоро письмо и отослать его с вечерней почтой. Оно должно дойти до Фэллоу к утру – возможно. Если оно не придет к полудню, вся затея пойдет псу под хвост. Нет, лучше он сходит после обеда в деревню и оттуда позвонит.

Он сообразил, что сидит, уставившись пустым взглядом в текст, написанный неразборчивым почерком, на непереводимом медицинском жаргоне. Он собрался с мыслями – точнее, с тем, что от них осталось, – и начал читать. Дойдя до конца, он так ничего и не понял за исключением одного: врачи знали, что Джон Третий – симулянт. Его очень скоро бросят в тюрьму.

Хотя нет, вот еще: санитары, свидетели его появления, как один утверждали, что он свалился с неба.

Смедли подпрыгнул – дверь открылась и на некоторое время заслонила от него того или тех, кто стоял за ней.

– Передайте мне вон тот стул, мисс Пимм, – произнес голос Стрингера с непререкаемой властностью. Ну да, в госпитале хирургов ставят выше Господа Бога. – Прошу меня не беспокоить. Вам незачем ждать, сержант. Я дам знать, когда его нужно будет вести обратно. Заходите, Третий.

В комнатке явно не хватало места для еще одного стула, двух человек и закрывающейся двери. Экзетер не ожидал увидеть Смедли. На мгновение его голубые глаза вспыхнули яростным огнем и снова погасли. На нем были пижамные штаны, куртка из твида и сорочка без галстука. Он стоял, как манекен у портного. Хирург протиснулся мимо него к своему столу.

Стрингер сел и посмотрел своим рыбьим взглядом на пациента.