Урсула Ле Гуин - Тропки желания

– Кремация все же лучше, – заметил под конец пути Рамчандра. – Душе легче вырваться из бренных оков.

– Лучше земли ничего нет, – сипло отозвалась Тамара.

– Может, пора связаться с базой на Анкаре, чтобы высылали катер?

– Не знаю.

– А и верно, не след нам торопиться с подобным решением.

Радужные краски бесчисленных ламаб вокруг двоих землян то затенялись, то вновь вспыхивали под солнцем, то опять погружались в призрачную тень. Даже опираясь на твердую руку спутника, Тамара то и дело спотыкалась на ровном месте.

– С тем же успехом мы могли бы и завершить то, за чем явились сюда, – сказала она.

– Завершить, – эхом отозвался Рамчандра. – Этнологию сновидений.

– Сновидений, говоришь? О нет! Вокруг нас реальность. И порой куда суровее, чем хотелось бы.

– Такова природа всех сновидений.

Спустя три дня наступило время очередного рапорта базе, располагавшейся на Анкаре, внутренней планете системы. Там-то земляне, добравшись до этого удаленного уголка Галактики, и разместили главный экспедиционный центр, обслуживающий всех занятых исследованием окрестных планет. Сжато, как это и было принято в Этнографической службе, доложив о смерти Боба: «Несчастный случай, виновных нет», они отключились, не желая выслушивать дежурные фразы соболезнований.

Жизнь в Гамо без Боба продолжалась, как и прежде. Женщины избегали поминать его при Тамаре, лишь старуха Бинира несколько вечеров подряд провела под стеной ее хижины, уныло выводя свои шаманские рулады – скрипучее легато незримого сверчка. Однажды на глаза Тамаре попались две юные танцовщицы, возлагавшие к порогу опустевшей хижины Боба охапку цветущих веток пандсу. Она решительно направилась к ним, но те, таинственно хихикая, тут же метнулись в ближайшие заросли. Вскоре пожар поглотил и саму хижину. В результате, видимо, детских шалостей с огнем – расследование проводить не стали – она выгорела дотла, а уже через неделю все следы свежего пепелища скрыла молодая поросль.

Рамчандра все дни и даже ночи проводил в компании стариков Гамы и Ганды, долбя гранит науки и накопив уже чертову уйму новой информации. По-прежнему нестройными рядами покачивали бедрами танцовщицы гучейи и колыхали пышными бюстами солистки зиветты – под как и прежде заунывный хор благодарных зрителей: «Ай-вей, вей, ай-вей, вей…» Как всегда, кусты вокруг деревенской танцплощадки кишели совокупляющимися в светлых сумерках парочками. Охотники, как обычно, гордо возвращались домой с богатой добычей, подстреленные поро, точно молочные поросята, болтались у них на длинных шестах. Рамчандра объявился лишь на двенадцатую после гибели Боба ночь. Он пришел, когда Тамара пыталась перечитывать какие-то старые записи, – с равным успехом она могла бы листать и пустые страницы: голова раскалывалась, строчки плясали перед глазами, слова теряли смысл и ничего не означали.

Гость встал у двери – тихий и незаметный, словно не человек, а тень человека, – и Тамара встретила его замутненным, бессмысленным взором. Рамчандра пробормотал что-то пустое о неизбывном одиночестве, а затем – темный силуэт на фоне светлых сумерек – добавил:

– Это точно внутренний огонь. Словно аутодафе изнутри. Только душа не освобождается, а тоже горит…

– Входи же, чего стоишь, – сказала Тамара.

Спустя несколько дней, снова ночью, они беседовали, лежа рядом в потемках, и снова под аккомпанемент барабанной дроби дождя по тростниковой кровле.

– …Как только увидел тебя впервые, – сказал Рамчандра. – Честное слово, в тот самый день, когда мы познакомились в столовой базы на Анкаре.

– А по твоему поведению тогда этого никак не скажешь, – заметила Тамара, томно улыбаясь.

– Я испугался самого себя, – признался Рамчандра. – Стоп, сказал я себе тогда. Нет, нет и нет, хватит, мол, с меня жены-покойницы, в жизни человека такое не повторяется, в эту игру не играют дважды. Лучше уж всегда лелеять память о светлом прошлом.

– Но ведь ты и теперь не забываешь ее, – прошептала Тамара.

– Не забываю. Однако теперь я в силах сказать «да» и ей, и тебе. Да… Да. Да! Послушай, Тамара, ты сделала меня свободным, твои руки, твои ласки освободили меня. И вместе с тем связали, опутали по рукам и ногам. Никогда в жизни я больше не буду свободен, никогда не перестану желать тебя и не желаю переставать…

– Как просто все стало теперь. И как сложно было прежде. Что-то стояло между нами…

– Мой страх. И ревность.

– Ревность? Неужто ты ревновал меня к Бобу?

– О да. – Голос Рамчандры дрогнул.

– Ох, Рам, да я и помыслить… С самого начала я…

– Морок, – перебил он шепотом. – Наваждение.

Тепло мужского тела под боком, чертовски уютно, а Боб стынет там в холодной своей могиле. Огонь лучше земли…

Тамара вздрогнула и проснулась – Рам, ласково поглаживая ее по щеке, тихо приговаривал:

– Спи, усни, родная моя, спи, любимая, все хорошо, все будет хорошо…

– Что? Где я? Что такое?

– Всего лишь дурной сон.

– Сон. Ах да, сон! Только вовсе не дурной, просто чудной какой-то…

Дождь уже перестал, и свет газового гиганта в небесах, просеянный сквозь плотные облака, молочной дымкой стелился по укромным уголкам хижины. На этом мглистом фоне Тамара отчетливо видела лишь орлиный профиль Рамчандры да темные его кудри.

– И о чем же?

– Мальчик, молодой человек… Нет, все же подросток, тинейджер – лет эдак пятнадцати. Стоит прямо передо мной. Но занимает в то же время как бы все пространство вокруг – так что ни мимо пройти, ни кругом обойти. И все же – самый обыкновенный парнишка, наверняка даже очкарик. Таращится на меня, эдак подслеповато мигая и щурясь, тупо пялится и повторяет, как попка: «Били меня, били меня…» И мне вдруг становится до слез жалко его, я спрашиваю – кто, мол, да за что? Но он заладил свое как заведенный: «Били меня, били меня…» И тут я проснулась.

– Били меня? Любопытно, любопытно… – сонно пробормотал Рамчандра. – Били меня… Билли… Меня зовут Билли…

– Точно! Так и есть. Меня зовут Билли, это он и хотел мне сказать.

– Ох! – выдохнул вдруг Рамчандра, рывком садясь на постели. Утратив со дня смерти Боба былое доверие к ндифа, ко всему их благостному мирку, Тамара постоянно теперь была начеку. Вот и сейчас, вздрогнув, она невольно оглянулась на вход – уж не закрался ли кто в хижину?

– Что-то не так?

– Да нет, все в порядке.

– Чего ж ты задергался?

– Ничего, пустяки, спи спокойно. Просто ты пообщалась с Творцом.

– Во сне, что ли?

– Во сне. И он назвал тебе свое настоящее имя.

– Билли? – не поверила Тамара. Тревога уже отпускала ее и, поскольку на Рамчандру явно нашла охота попаясничать, она тоже позволила себе слабый нервический смешок. – Здешнего бога кличут Биллом?