Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон
Ингус рассмеялся.
– А ты сама хоть слово по-французски знаешь?
– Знаю наизусть первый куплет «Марсельезы»! – гордо ответила я.
– Это хорошо, «Марсельеза» тебе там очень даже пригодится, – одобрил он. – По-немецки?
– «Хенде хох!» и «Гитлер капут!»
– Хм-м… По-польски?
– Еще меньше.
– Тяжелый случай! – притворно запечалился окаянный путис. – Придется тебе, видно, на ходу всю эту лингвистику осваивать и писать свою повесть на четырех, а то и более, языках одновременно! И продавать ее в комплекте с четырьмя словарями. Это будет тягомотно, зато познавательно.
– Ингус, я ни минуты ждать не могу! – решительно предупредила я. – Уже позвал рожок. Уже стучат копыта серого коня!
– А раз так, то тебе остается один выход – писать сказку.
– Ты спятил… – горестно вздохнула я. – Я уже всем сказала, что пишу исторический роман!
– В сказке герои обходятся без переводчика, – сразу привел он самый главный аргумент. – Да и веселее получится. Представляешь – сказка с чудесами! Сказка про свободу! Про свободу и любовь, про любовь к свободе и про свободную любовь! Ты же всю жизнь о такой сказке мечтала! Ну, так в чем же дело?
Я упрямо молчала, не желая соглашаться. Видно, чьи-то лавры великого историка не давали мне покоя… А душа уже неслась навстречу похождениям и чудесам, а в плечо уже ткнулись ласковые губы тонконогой гнедой кобылки, а косы я привычным движением обвила вокруг головы…
Восторг наполнил душу, в ушах возник и пронесся шорох высокой сухой травы о конские ноги…
И мы уже оказались в комнате, и мой палец уперся в кнопку компьютера, и щелкнуло, и на мониторе пошла мельтешить вся автобиография моей «четверки»…
– Садись, пиши! – приказал Ингус. – На чем мы там остановились?
– По косогору, поросшему ромашками… – неуверенно сказала я. Было до этих слов еще что-то странное, непонятное, чего я не задумывала, а мои герои – не понимали. Что-то с ними без меня сотворилось такое…
– Да пиши же ты! – прикрикнул Ингус. Но я помотала головой.
Что-то с Мачатынем и Качей было не так…
Глава четвертая, о которой автор
пока что и не подозревает
Когда яростный шар устремился к Мачу, Кача непроизвольно отшатнулась и тоже зажмурилась. Горячие лучи пронизали ее тело, но это было скорее приятно, чем страшно.
Жар охватил колени и стремительной змеей взвился в девять витков до самого подбородка. А потом как нахлынул, так и спал.
Тогда девушка открыла глаза. И удивилась примерно так же, как ее несостоявшийся жених.
Она была вовсе не на опушке, а посреди круга из священных камней. А точнее сказать – почти возле главного камня, светлого и плоского, на котором могло бы улечься по меньшей мере два человека.
– Не бойся, миленькая, не бойся, – прозвучал справа голос – грудной, полнозвучный и даже задушевный. – Мы тебя пугать не хотели. А только иначе заполучить сюда ночью не могли.
Кача повернулась – и дыхание у нее захватило. Ей улыбалась молодая смуглая женщина, одетая в темно-коричневую рубаху до колен из тонко выделанной замши, в меховую безрукавку, с ожерельем из звериных клыков и еще какими-то странными штуковинами на шее. Черные длинные волосы этой женщины были смазаны чем-то жирным и тщательно расчесаны и приглажены, отчего висели, как плоские веревки, каждая в палец шириной, и к тому же голова была обвязана по вискам кожаной полоской, с которой свешивались костяные и янтарные фигурки.
Все бы ничего – но вот улыбка! Зубы женщины, ослепительно белые, величиной были – как крупные бобы.
– Да не съем я тебя, не съем, – услышала Кача вкрадчивый шепот. – Не для того мы тебя позвали, миленькая, сестричка наша драгоценная.
Тут только девушка обратила внимание на источники света. Во-первых, над головой жуткой незнакомки висел огненный шар. А во-вторых, на самом краю главного камня был разведен костер. Над тем костром стоял треножник, сооруженный из камней, на нем был укреплен глиняный толстостенный горшок, странной работы, в узорах из глубоких ямок, а в нем булькало варево. За камнем сгрудились еще семь женщин, одетых примерно так же и босых.
– Идем к огоньку, миленькая, идем, долгожданная!
Голос-то успокаивал, а зубы-то доверия не внушали! Кача, не говоря ни слова, кинулась было бежать, но зубастая ведьма ловко поймала ее за руку.
– Да не пугайся ты, глупенькая! Ну, совсем еще девочка… У тебя потом тоже колдовские зубки будут.
Смуглой рукой она вынула изо рта точеную из одного куска кости дугу с полудюжиной огромных передних зубов. Собственные у нее были куда как темнее.
– Зачем это? – срывающимся голосом спросила Кача. – Вы кто такие?
– А вот сейчас ты это и узнаешь, красавица наша, надежда наша, умница наша, – сказала ведьма. – И спасибо нам скажешь, голубушка. Сколько же мы тебя ждали!..
Семь женщин, одетых примерно так же, приблизились, улыбаясь. На ходу они вынимали свои устрашающие зубы и протягивали их на ладонях девушке – мол, разгляди, потрогай, ничего тут страшного нет.
– До чего же ты красивой уродилась, – продолжала самая первая ведьма. – Ручки, ручки какие! И этими ручками навозные вилы хватать! А личико, личико! Чтобы это личико на сенокосе обгорало, чтобы с этого носика кожа слезала? И ведь умницей выросла! Как в красавице нашей кровь чувствуется!
– Кровь, кровь чувствуется! Наша, старая, добрая кровь! – подхватили семь добродушных ведьм. – Как нашу кровь ни глушили, как ни истребляли, а она пробилась! Бегунья наша лесная, быстроногая…
– О чем вы говорите, какая кровь? – искренне удивилась Кача. Первым делом она, понятно, подумала о старом бароне, который за сорок лет активной жизни в поместье немалым количеством своей благородной крови поделился с местными жителями. Но Кача лицом уродилась в отца, так что барон тут был ни при чем.
– Твоя кровь, голубушка, – и с этими словами самая молодая из ведьм, с волосами по плечи и в расшитой кожаной повязке, выскользнула из-за камня и сняла с шеи сакту. Странно смотрелась серебряная сакта с ладонь величиной, с круглыми высокими пупырышками, на черной кожаной рубахе – но, приколотая к серой вышитой сорочке Качи, она прямо налилась блеском. Вот тут ей и было истинное место.
Кача схватилась за сакту. Такого дорогого украшения у нее никогда не было и быть не могло.
– Носи, носи, тебе нужно парням нравиться, – первая ведьма погладила девушку по плечу. – Нам такие вещицы ни к чему, а тебе их дадим сколько хочешь. Мы клады знаем. Наведем на клад – и будешь самая нарядная. Ты ведь наша младшая сестричка, мы, старшие, должны тебя любить, холить, баловать!.. Самые дорогие виллайне у тебя будут! Самые пестрые юбки! И венки бисерные! И рубашки тонкого полотна!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});