Александр Лоскутов - Высшая ценность

Тишина. Мертвая, давящая на нервы тишина.

На всякий случай обойдя кругом в одночасье лишившееся своего предназначения здание и не заметив ничего мало-мальски необычного, я свернул в ближайший переулок. Обогнул застрявший посреди дороги ржавый грузовик. И замер…

«Бинго! Вот оно!» — Хотелось крикнуть мне и возрадоваться неожиданной находке. Только я этого не сделал. И не только по той причине, что увидел нечто совершенно нерадостное.

Я вообще не понимал, что же мне посчастливилось отыскать и рад ли я тому, что увидел это.

На ржавом помятом боку старого грузовика красовались четыре параллельные царапины. Не царапины даже, а борозды. Огромные глубокие борозды. И довольно свежие. Разорванное, вывернутое, смятое железо не только не успело заржаветь, но даже и не потемнело, продолжая блистать своей первозданной чистотой.

Но не это потрясло меня больше всего, хотя сила, с которой неведомый некто вмял пусть и ржавый, но все еще довольно крепкий металл, не могла не поражать воображение. Больше всего этот необычный след напоминал отпечаток чьей-то когтистой лапы, с такой силой ударившей в бок несчастной машине, что та, преодолевая ржавый скрежет вросших в асфальт колес, откатилась на добрых полтора метра в сторону. Я не мог даже представить себе тварь, которая могла бы такое совершить…

Когти. Больше всего меня смущали когти. Могучие инструменты убийства и разрушения, похожие на исполинские ножи.

Если кто среди всего многообразия заполонившей наш мир нечисти и обладал чем-то подобным, так это только оборотни. Но тогда царапин было бы пять. А здесь — четыре. Кем бы ни было неизвестное существо, как игрушку отшвырнувшее в сторону старый грузовик, на лапах у него было всего по четыре пальца. Кроме того, расстояние между пальцами, да, пожалуй, и сама «ладонь» были слишком велики для оборотня. Неправдоподобно велики.

Ликантроп с такими лапами был бы размером побольше этого самого грузовика.

Представив себе подобный кошмар, я вздрогнул. Не мог не вздрогнуть, хотя и понимал, что оборотней таких размеров в природе нет и быть не может. Даже ликантропия подчиняется известному закону сохранения массы. Оборотень — бывший человек. И так как не бывает людей ростом с дом, так же не бывает и оборотней размером с грузовик.

Но что же это за монстр такой? Что за нечисть оставила здесь этот след?

Я ходил по переулку до самой темноты, выискивая малейшие следы неведомого существа. Но так ничего и не нашел. Если там что и было, то дождь успел уже все подчистить.

Поежившись напоследок, я поднялся на ноги. Кое-как отряхнул вымазанные в липкой глине штаны. Вытащил оружие. И, держа в одной руке меч, а в другой пистолет, нырнул в непроглядный мрак.

До места ночевки я добрался без приключений, не повстречав на своем пути ни единого представителя местной нечисти. Хотя и чувствовал, что они бродят где-то рядом. Со временем у тех из нас, кто достаточно долго имел дело с потусторонним, возникает особое, не поддающееся никаким анализам чувство. Что-то вроде инстинкта, позволяющего ощущать приближение опасности.

Так вот, сейчас этот инстинкт не просто что-то там бормотал мне в ухо, советуя отойти в сторонку и переждать возможную опасность. Он буквально вопил, требуя немедленно найти подходящее укрытие. И возможно, даже не зря — я буквально лопатками чувствовал чей-то упершийся мне в спину взгляд. Нечеловеческий. Жестокий. Пристальный.

Последние три сотни метров я мчался как ошпаренный. Потом прыгнул и, вцепившись негнущимися пальцами в холодный ржавый металл, торопливо полез наверх к ржавому крану. Казалось бы, добрая половина челябинской нечисти неизбежно должна была заинтересоваться подобным шумом. Но, как ни странно, не явился никто.

Добравшись до расположенной на высоте добрых двух десятков метров маленькой неудобной кабинки, я сложился чуть ли не вдвое, втискиваясь внутрь. И только тогда позволил себе перевести дух.

Темень стояла, как говорится, хоть глаз выколи. Разве что на западе еще виднелись последние темно-багровые отблески вечерней зари да светились тысячами ярких точек огни раскинувшегося вдалеке города. Но здесь, в бывшей промзоне, ныне царствовала тьма. И вместе с ней — самые кошмарные твари, каких только мог выдумать воспаленный человеческий разум.

Тщательно закрыв за собой ржавую дверь кабинки, я вытащил меч — в тесноте зависшей между небом и землей крохотной металлической клетушки сделать это было не так-то просто — и аккуратно пристроил оружие у себя на коленях. Пистолет по привычке подложил под голову.

Выспался я нормально. Хоть и без особых удобств, но зато в относительной безопасности. Никто меня не тревожил. Только дважды, заслышав сквозь сон утробный вой оборотня, я просыпался и бессильно вглядывался во тьму, пытаясь различить крадущуюся во мраке косматую тень. И рука моя будто сама по себе нервно стискивала рукоять меча.

Издалека, едва различимый, доносился редкий треск автоматных очередей. Армия на стенах отражала очередную атаку пытающейся добраться до свежей крови нечисти. Вряд ли у ночных тварей что-нибудь получится. Периметр практически неприступен. Да и ребята там толковые. Справятся.

Ближе к утру, когда небо на востоке уже начало заметно розоветь, мое тайное убежище обнаружил вампир. Маленький оборванный подросток лет двенадцати, скаля тонкие и длинные клыки, чуть ли не полчаса топтался под лестницей, с голодным вожделением поглядывая вверх. Он, несомненно, чувствовал волнующую человеческую кровь, но перейти к активным действиям так и не решился. А может быть, не смог сообразить, откуда доносится этот манящий аромат жизни.

Побродив вокруг застывшего навеки на ржавых рельсах старого монтажного крана, вампиреныш, негромко поскуливая, счел за лучшее удалиться, так ничего и не добившись.

И правильно сделал. Если бы он вздумал полезть наверх, я был бы вынужден принять ответные действия — даже этот худосочный пацан мог быть опасен. А так он ушел. И тем самым продлил свое не совсем живое, но и не полностью мертвое существование. Может быть, всего на несколько часов, но продлил.

А я избежал необходимости убивать ребенка.

Всемогущий Боже, я знаю, ты на нас сердишься, но детей-то за что? Разве они в наших грехах виноваты?

Наконец над далеким горизонтом поднялось солнце, озаряя спасительным светом постепенно превращающийся в руины старый город. Только тогда я покинул свое убежище. Спустился по ржавой поскрипывающей лестнице. Осмотрелся. И, не оглядываясь, побежал прочь. Предстояло еще так много сделать…

Ощущение царапающего спину взгляда не отпускало меня ни на секунду.