Виктор Кувшинов - Лэя

— И за что мне этот грех брать на душу? — и уже громче спросил. — Альк… Салар, вы обещаете, что не будете предпринимать попыток к бегству?

— Да! — с гордой усмешкой ответил мужчина.

Шиами резко повернулся к довольно улыбающемуся десятнику и солдатам, стоящим на страже и рявкнул на них тяжелым, командирским голосом, которого от него явно не ожидали:

— Развязать пленникам руки! И все вон из комнаты!

Испуганные солдаты немедленно вышли. Десятник, и так подавленный тем, что не удалось схватить ведьму, чуть не чеканя шаг, проследовал за ними. Шиами подошел к дверям, убедился, что все отошли на порядочное расстояние, и плотно прикрыл дверь. Обернувшись к пленникам, он протянул руку в скупом приглашающем жесте и сказал:

— Извините, что приходиться распоряжаться в Вашем доме, но прошу Вас присесть.

Хозяева сели за стол со своей стороны. Шиами вытащил стул — со своей, и спросил:

— Надеюсь, эта солдатня не нанесла Вам сильного оскорбления и ваша дочь еще жива?

— Нет, мы не видели причин сопротивляться, — ответил Салар и саркастически усмехнулся. — Знаете, как-то не к лицу драться с толпой мужиков, да еще и будучи невооруженным.

— Ну, положим, братья монахи не такие уж и мужланы, но, в общем-то, Вы правы. И им лучше не знать, с кем они имеют дело. Да, надо было Вам сменить фамилию, может быть, это помогло бы.

— Нет, это означало бы отречение от всей прошлой жизни, а так, у нашей дочери останется хотя бы имя. Кстати откуда вы узнали меня?

— У меня очень хорошая память, да и пост в ордене занимаю немалый. Так что, знать таких людей в лицо — это моя обязанность. — Шиами грустно улыбнулся, задумавшись. — А я еще сомневался, не тот ли это Альк и зачем меня посылают на простое, заранее разведанное дело. Теперь понятно — руководство решило поступить хотя бы здесь по благородному, подставив мою седую голову под тяжкий грех. Вы хоть понимаете, что я беру на душу? Мне ведь это не искупить никакими молитвами!

— Ну, это ваши профессиональные обязанности — брать на себя грехи! — ухмыльнулся Салар Альк и позволил себе последнее любопытство. — Откуда же Вы узнали о нас и Лэе?

— Если бы я знал сам. Скорее всего, кто-то из тупиц в деревне все-таки сообразил заработать на кляузничании. Вы не замечали в последнее время в деревне каких-нибудь новых плюгавеньких да незаметных типчиков? — несколько брезгливо скривил губы Шиами. — Орден любит вести предварительную разведку такими способами.

— Да, сейчас припоминаю. Был один такой. Привозил нам молоко. Говорил, что он племянник молочника, — наконец хоть что-то произнесла потухшим голосом женщина.

— Он мог быть слабеньким нюхачем, и вычислить Вашу дочь, — рассуждал Шиами. — Да, все так грустно. Вы понимаете, что орден, в данном случае, выполняет не только свою волю?

— Естественно, без брата не обошлось.

— Кстати, принося дань уважения, могу я исполнить какую-нибудь Вашу последнюю просьбу? — спросил монах.

— Сохраните жизнь Лэе! Ей сегодня исполнилось девятнадцать! — последовал твердый ответ, не терпящий возражений.

Шиами замялся: "Боже! За что ребенку в самый лучший день ее жизни такой подарок!" Но то, что от него требовали, было против главной цели всего похода. Однако он сам неосмотрительно предложил выполнить последнюю просьбу. А нарушить обещание таким сэйлам было равносильно совершению самого тяжкого греха. Шиами почувствовал себя в ловушке. Уже моля взглядом, он произнес:

— Вы требуете от меня невозможного! Она — основная цель всей карательной экспедиции!

— Тогда не надо было спрашивать! Все равно Вам ее уже не найти! — холодно взглянув на нарушителя своего слова, ответил Салар.

Но Шиами не был бы столь уважаемым братом, если бы не мог найти выход из каждого логического тупика. Он сидел некоторое время, задумавшись, и спросил:

— Вы действительно уверены, что солдатам не удастся найти ее?

— Абсолютно.

— Хорошо, тогда я сейчас отправлю солдат прочесывать окрестности. А сам приступлю к «допросу». Надеюсь, Вы позволите нанести гипнотические следы на ваши лица?

— Каким это образом? — насторожился Салар.

— А Ваша дочь не показывала вам, как это делается?

— Да, я понимаю, — ответила женщина. — Вы заставите всех видеть то, чего нет — следы побоев на наших лицах.

— Я могу Вам пообещать, что не буду усердно искать месторасположение Вашей дочери. И еще я могу сделать одну вещь для Вас. Я умею останавливать сердце людей, если они не сопротивляются моим гипнотическим способностям. Согласитесь ли Вы, чтобы я сделал это с Вами перед самым сожжением? Это все, что я могу для вас исполнить! — Шиами тяжелым взглядом уперся в гордые глаза Салара.

— Большего и не нужно. Благодарю Вас. Приятно принять смерть от благородного сэйла, — произнес Салар.

Шиами кивнул, слегка поморщившись. Себя он не причислял даже близко к благородным — ни по происхождению, ни по поступкам. И сейчас гордиться было абсолютно нечем. Он вздохнул, встал и вышел отдавать распоряжения.

За окном стояла беззвездная ночь, и только маленькая луна Зела кровавым глазом смотрела с черного неба, как будто специально придавая темному пейзажу дьявольский красный оттенок. Сидя в одиночестве за столом трактира, Шиами предавался самым мрачным воспоминаниям. Как никогда прежде, он чувствовал себя убийцей. По крайней мере, никогда он не поднимал руку на таких сэйлов. На самом деле, он все больше чувствовал, насколько вся их суета напрасна. Что-то страшное надвигалось на весь мир. Он это ощущал в своих снах и, перед этим ужасным будущим, все казалось столь неуместным, что он был готов бежать куда угодно, лишь бы не было этих кошмаров по ночам.

А перед глазами все стояли сцены «благородного» разграбления дома "на благо ордена", разукрашенные его магией несчастные жертвы их карательной акции. Два костра под столбами и третий столб — ждущий своей жертвы. К счастью — пустой. Он вспоминал свое облегчение, когда ему удалось незаметно умертвить этих двух несчастных благородных сэйлов, перед самым моментом, когда пламя коснулось их ног. И все-таки на душе был мерзкий осадок. Даже вино, из погреба разграбленного и сожженного дома, не могло его заставить забыть подробности сегодняшнего вечера.

Хорошо хоть все упились на дармовщину, а то он мог бы и не выдержать и, в сердцах, умертвить какого-нибудь, особо бравого и хвастливого вояку.

Неизвестно, сколько Шиами просидел, тупо смотря на пустую кружку из-под вина, когда внутри начало появляться смутное беспокойство. Знакомое чувство волной стало подниматься в груди. Все внутри ощутило очередную родную душу, вечным врагом которых он являлся. "Это она! Зачем же юная ведьма пришла сюда?! Она не оставляет ему выбора! Он должен выходить на охоту!" — он сидел и боролся сам с собой. Данное обещание и его долг перед орденом вступали в неразрешимый конфликт.