Дмитрий Воронин - Атлантида. Падение границ

Но каждое такое перемещение выматывало юношу донельзя. Сейчас, осоловев от еды, он нуждался в отдыхе – а как раз этого Геракл позволить ему не мог. В любой момент сюда мог заявиться посланник Архонтов, а то и сам Галас.

Герой коротко пересказал посланнику все, что ему удалось увидеть за этот день. Гермес слушал внимательно, на время отбросив свою маску непоседливого мальчишки. И сразу становилось видно, что несмотря на гладкую, без единой морщинки кожу, по-мальчишески лохматые светлые волосы и довольно-таки легкомысленный наряд, этот человек уже далеко не молод.

– Они слишком уж гостеприимны, слишком откровенны… – прошептал он, выслушав рассказ Геракла.

– Считают меня варваром и хотят поразить своими чудесами?

– Зевс был прав, признаю, – в голосе гонца звучало сомнение. – И все же… Геракл, друг, я бы на твоем месте поостерегся. В любой момент Архонты могут решить, что ты знаешь слишком многое. Ты говоришь, это их небо… оно неприступно?

– Снаружи – да. Пусть даже Галас в чем-то солгал, но я видел птиц, что в мгновение ока превращались в клубки пламени. Но тот, кто сумеет пробраться в башню, быть может, сумеет разрушить эту магию. Мне кажется, сила атлантов тесно связана с их странными вещами. Если сломать этот пьедестал со светящимися пластинками, возможно, это проклятое небо исчезнет.

– Я передам Зевсу твои слова.

– Есть нечто более важное, Вездесущий. Передай Зевсу вот что… ни один Архонт не должен быть допущен в Олимпийскую цитадель. Ни один из Высших Магов не должен встречаться ни с Архонтами, ни с Лордом-Протектором. Ни наедине, ни в толпе. Проклятые атланты делают с людьми что-то странное… и страшное. Я видел их, Гермес, видел людей, в которых нет больше жизни. Только покорность.

Гермес долго молчал, глядя в глаза собеседника, и его лицо становилось все более и более мрачным. Наконец он плеснул вина в чашу, одним глотком влил в себя кисловатое питье, затем, отвернувшись, тихо пробормотал:

– Они… тоже?

– Да, – буркнул Геракл, сразу догадавшись, о ком спрашивает юноша.

– А ты как же?

Герой лишь пожал плечами. Как бы там ни было, но рассказывать Гермесу или кому-то другому о беседе с Кроносом он не собирался. Хотя бы потому, что об этой беседе вскорости непременно узнал бы Зевс, а Громовержцу, как и атлантам, тоже может прийти в голову мысль, что один известный победитель чудовищ знает слишком много лишнего.

– Ладно, что нового на Олимпе?

Теперь пришла очередь тяжело вздыхать Гермесу. Новости, которые он принес, были не из приятных.

– Над Олимпом бушует гроза…

– С молниями, – понимающе усмехнулся Геракл.

– С ними…

– Кто на этот раз прогневил Громовержца?

– Один из твоих приятелей и дружок другого твоего приятеля, Хирона, – титан Прометей. Зевс и так не отличается долготерпением, а этот наглец посмел нарушить его прямой приказ.

Несмотря на довольно резкие слова, в тоне Гермеса слышалось не так уж и много осуждения. Прометея на Олимпе и уважали, и немного побаивались. Поговаривали, что Прометей обладал даром предвидения и что сам Зевс иногда обращался к нему, дабы узнать свое будущее. Но титан обладал еще одним даром – даром попадать в неприятности.

– Приказ? Зевс издает столько приказов, что не нарушить хоть какой-нибудь из них может только труп. Гера и Афродита часто игнорируют слова Зевса столь явно, что…

– Гера его жена, Афродита… ну, просто очень красива. Им многое прощается. А Прометей… он начал учить южных варваров.

– Он давно этим занимается, – пожал плечами Геракл. – Можно подумать, кто-то на Олимпе этого не знает. Да и кто из вас, олимпийцев, время от времени не снисходит до того, чтобы научить чему-нибудь людей.

В его голосе звучала искренняя горечь. Несмотря на чудовищную силу – дар гиперборейской крови, несмотря на некоторые, пусть и незначительные, магические способности, он всегда чувствовал себя ближе к людям, чем к олимпийцам. И несколько пренебрежительное отношение к простым смертным со стороны подавляющего большинства гиперборейцев, даже лучших из них – Афины, Гермеса, Гефеста и некоторых других – претило ему. Артемида передавала людям свое непревзойденное охотничье мастерство, Гермес учил письму и счету, даже Аполлон делился кое-чем из врачебного искусства. Даже Афродита… хотя ее знания были весьма специфическими. Но все это было не более чем игрой, не более чем способом убить скуку бесконечной череды лет. Вполне вероятно, что и на развязывание войны с Атлантидой Зевс пошел именно из тех же самых побуждений – интриги Олимпа остались в прошлом, могучий Кронос навсегда ушел в Тартар, и его сын устал заниматься мелкими, незначительными делами. Зевсу хотелось великих свершений – и война с сильным противником как нельзя лучше соответствовало его желаниям. Тем более что Посейдонис дал достаточный повод. А достаточным поводом Зевс счел бы даже косой взгляд в свою сторону.

– Пока дело касалось гончарного ремесла и прочих мелочей, Зевс смотрел на развлечения Прометея сквозь пальцы. Но этот наглец попытался обучать людей огненной магии.

Геракл присвистнул – да, это было серьезно. Вряд ли что-то могло вызвать больший гнев олимпийцев, чем попытка отдать людям самые оберегаемые тайны Гипербореи, стихийную магию. Прометея нельзя было назвать очень уж опытным магом, титаны никогда не достигали в этом искусстве особых высот, из-за чего и проиграли титаномахию, десятилетнюю войну, развязанную Зевсом. Позже Зевс неоднократно утверждал, что титаны первые взялись за оружие, якобы пытаясь защитить Кроноса от «неблагодарного сына». На самом деле непокорные и самолюбивые титаны с их интуитивным владением магией, основанным более на зове крови, чем на тщательном и долгом обучении, были угрозой Олимпу. И эту угрозу, как и многие другие и до, и после титаномахии, предусмотрительный Зевс успешно ликвидировал. Позже он «милостиво» простил уцелевших, допустив их до Олимпа, – но навсегда оставил за титанами не более чем третьи роли.

Веками кровь олимпийцев и титанов по каплям вливалась в кровь людей. Никто из Высших не интересовался последствиями своих любовных связей – по крайней мере связей со смертными. Мало кто, подобно Зевсу, приближал к себе своих детей. Но гиперборейская кровь, дававшая способность к владению магией, распространялась все шире и шире… И потому среди смертных, при желании, можно было найти немало таких, кому оказались бы подвластны запретные для них силы. Гиперборейцы не могли не понимать, что сотня могучих магов не способна устоять против тысяч пусть и плохо обученных, но все же кое-что умеющих. Так что большинство из гиперборейцев видели в людях-магах угрозу если не собственному существованию, то уж своему праву повелевать – наверняка.