Холли Блэк - Красная перчатка

— Мы постарались ничего не разглашать, — отвечает Джонс. — Твоей маме позвонят и сообщат обо всем, как только ты уедешь отсюда. А мы тебя надолго не задержим. Сочувствую, держись!

— Так обычно на открыточках пишут; знаете, таких с котятами.

Собственный голос словно чужой.

Агенты косо на меня смотрят.

Неожиданно обрушивается сбивающая с ног волна усталости: так и тянет лечь, положить голову на стол прямо здесь. Но агент Джонс не унимается:

— Твой брат хотел порвать с организованной преступностью. Просил нас найти его жену — собирался просить прощения за то, что ей пришлось пережить. Мы включили бы их обоих в программу защиты свидетелей, а он обещал за это сдать захаровского наемника. Даже, может, самого Захарова бы удалось прижать. Тот убийца — настоящий психопат. Филип рассказал нам о шести мастерах — его жертвах. А мы даже не знали, что они мертвы. Твой брат пообещал показать, где спрятаны тела. Он действительно пытался начать все сначала. И умер ради этого.

О ком они говорят? Точно не о Филипе.

— Так вы нашли Мауру?

Маура сбежала из города прошлой весной и сына забрала. Потому что узнала о том, как Баррон менял ее память: заставлял забывать ссоры с мужем, оставлял только приятные воспоминания, нереально-сказочные. Но проблемы-то остаются, помнишь ты о них или не помнишь, и все равно рано или поздно дают о себе знать. К тому же у проклятий есть побочные эффекты — музыку, например, начинаешь слышать, ненастоящую.

Филипа ее отъезд просто подкосил. Брат винил во всем меня, даже больше, чем Баррона. Нечестно. Хотя, по правде, узнала она о проклятии именно благодаря мне — я подарил ей талисман памяти. Все равно, не я их брак разрушил.

Мне и так есть, в чем себя винить.

— Да, — кивает Джонс. — Как раз сегодня с ней говорили. Маура в Арканзасе. Первый раз связались с ней около недели назад, и она согласилась выслушать Филипа. Мы собирались сначала дать им поговорить по телефону. Но теперь она заявила, что не приедет, даже тело забрать не хочет.

— А от меня-то вам что нужно?

Скорее бы все закончилось.

— Филип говорил, у тебя тоже был доступ к информации, — вступает Хант. — Нужной нам информации. Ты знаешь некоторых известных ему личностей, к тому же у тебя с семьей Захарова даже более тесные связи, чем у него.

Лила, он почти наверняка имеет в виду Лилу.

— Я не…

— Мы знаем, — перебивает Джонс, — что Захаров уже давно убирает людей. Раз — и все! Никаких следов — ни тел, ни доказательств. Мы даже не знаем, как он или его мокрушник это делают. Просто взгляни на дела. Пожалуйста. Может, увидишь знакомое лицо. Порасспрашивай кого-нибудь. Твой брат был нашей первой серьезной зацепкой, а теперь он мертв.

Агент разочарованно качает головой.

Я стискиваю зубы, и спустя мгновение он отводит глаза. Может, дошло, что так говорить — последнее дело. Что для меня брат был все-таки живым человеком, а не какой-то там зацепкой.

Что, если я начну «расспрашивать», то тоже вполне могу схлопотать пулю.

— Вы хоть пытались найти убийцу?

Они, похоже, кроме Захарова, ни о чем и думать не могут.

— Конечно, пытались и сейчас пытаемся. Это наша первостепенная задача.

— Любая ниточка в этом деле сразу же приведет нас к нему, — агент Хант встает. — Взгляни на материалы расследования. Я хочу показать, насколько мы с тобой откровенны.

Неохотно выхожу вслед за ним в коридор. Открывается еще одна дверь, и мы оказываемся в той комнате, за зеркалом. Агент жмет кнопку на каком-то экране.

— Это секретная информация. — Джонс ждет, что я проникнусь. — Ты же умный мальчик — никому не проболтайся.

На маленьком цветном мониторе — дом Филипа и Мауры. Вечернее солнце почти скрылось за верхушками деревьев, свет отражается от крыш. Над подъездной дорожкой плавится от жары воздух. Дверь в квартиру брата не видна, но я знаю — она справа, там, где заканчивается экран.

— В жилом комплексе недавно установили камеру наблюдения, — тихо объясняет Хант. — После ограбления, по-моему. Повесили ее под ужасным углом, но нам удалось получить это изображение.

По дорожке проходит кто-то в темном плаще. Слишком близко и слишком быстро — почти ничего не разглядеть. Камера нацелена низко — лицо с такого ракурса не снимешь, но видно развевающийся черный рукав и тонкие, затянутые в кожаную перчатку пальцы. Кроваво-красную кожаную перчатку.

— Все. Больше никто не входил и не выходил. Похоже на женский плащ, и перчатка тоже вроде женская. Если это и есть наемный убийца Захарова, то пистолетом она пользуется нечасто. Но мастера смерти применяют и немагическое оружие — когда, например, сильно пострадали из-за отдачи. Это обычно их и выдает. Конечно, может, и не она — тот убийца. Может, Захаров ее недавно завербовал и на дело послал без особой причины — просто хоть кого-то надо было послать. Так что, возможно, женщина и не связана напрямую с его организацией.

— То есть вы и понятия не имеете, кто это.

— Мы уверены, убийца Захарова узнал, что Филип собирается его сдать. Или ее. Мы навели о твоем брате справки у своих информаторов: он недавно поссорился с боссом. Это как-то связано с дочерью Захарова, Лилой.

— Лила его не убивала, — отвечаю я машинально. — Лила не мастер смерти.

Джонс весь вскидывается.

— А какой она мастер?

— Не знаю я!

Но моя ложь очевидна.

Лила — мастер снов, и притом очень могущественный. Может заставить людей ходить по ночам, выходить из домов. Из школьных общежитий.

Хант качает головой:

— Последним, кто входил в квартиру твоего брата, была женщина в красных перчатках. Больше нам ничего не известно. Надо ее найти. Давай сосредоточимся на этой задаче. Ты можешь помочь — добудь нам информацию, которую не успел сообщить Филип. Иначе получается, твой брат погиб напрасно. Мы уверены, те исчезновения, загадочные убийства и его смерть как-то связаны.

Как трогательно. Будто последнее желание Филипа было, чтобы я вместо него помог федералам. Так я и поверил. Но перед глазами все еще стоит та женщина с записи.

Агент Джонс достает какие-то папки.

— Вот имена, которые назвал твой брат. Он клялся, что этих людей убили по приказу Захарова, а тела спрятали. Посмотри, вдруг кого-нибудь узнаешь или что-то слышал. Важна любая зацепка. И, разумеется, мы рассчитываем, что ты никому не покажешь документы. О нашей встрече никто не должен знать, так лучше и для тебя, и для нас.

Я по-прежнему пялюсь на экран — на тот размытый кадр, будто пытаюсь узнать незнакомку. Но что тут разглядишь — лишь кусочек плаща и краешек перчатки.