Евгений Шепельский - Имею топор – готов путешествовать!

Это была преамбула. Амбула прозвучала без промедления – все тем же голосом, гладким, как шелк (забыл добавить – грянуло очередное "А-а-а-апчхи-ии!"):

– Видите ли, господа… Некоторая часть ваших векселей… гм, окольными путями осела у меня.

Будь я на тридцать лет старше, я бы ухватился за сердце, точно вам говорю! Часть векселей? О боги, о небо, о преисподняя! Эти векселя, похоже, плодятся как крысы в канализации!

– Дело вот в чем, – его голос зажурчал, составляя жуткий контраст с бирюзовым оком, которое сверлило почему-то только меня. – Это та часть векселей, что не была выкуплена единым лицом, ныне владеющим всем вашим имуществом, включая квартиру.

Единым лицом? Да тут впору заподозрить всемирный эльфийский заговор!

Канарейка перехватила лапками жердочку, и чирикнула на мотив популярной песенки "Шагаю я по улице, имел я всех в виду!".

– Ими успел завладеть некий человек, предоставивший эти векселя мне.

Олник издал страшный утробный звук, чтобы замаскировать одновременно чих и ругательство.

Человек? Проклятые загадки проклятого заимодавца!

Я сделал выдох, потом глубокий вдох, пытаясь справиться с потрясением:

– Но мы банкроты! У нас отобрали все нажитое! Отобрали имущество! Квартиру отобрали!

Митризен легонько кивнул, на его ужасном лице заискрилась улыбка:

– О, юриспруденция Харашты! Квартира была записана на подставное имя, но у вас и ее отобрали. Лицо, которое действует против вас, многое знает и умеет. Ваши знакомые из Ночной Гильдии знают не так много, иначе они рассказали бы вам, что после первого заседания суда прошло второе, закрытое, на котором в пользу кредитора было отчуждено все ваше имущество, даже то, которым якобы владеет дедушка этого гнома. Я же сказал: судьи Харашты берут непомерные взятки. Так что теперь в публичный реестр прав на недвижимость, гм, занесено другое имя. Впрочем, моих векселей все это не касается. Я, как вы понимаете, работаю с долгами вне юридического поля.

Угу, это я понимал. "Вне юридического поля" было легким эвфемизмом таких выражений, как "Гони монеты, тварь!", "Хочешь, чтобы тебе голову расшибли и руки сломали?" и "Не отдашь – прирежу".

– Мы понимаем, сэр.

Иногда я могу быть подчеркнуто вежливым, особенно когда внутри у меня разгорается пожар, а по сторонам стоят болваны, способные открутить мне голову двумя пальцами.

Митризен улыбнулся.

– Что ж. Значит, мне не понадобиться растолковывать некоторые вещи.

Он, похоже, имел в виду расчлененку и иные способы убеждения.

– Мы понимаем специфику вашей работы, сэр. – Я поймал себя на том, что пытаюсь уклониться от его взгляда, блуждая глазами по беседке.

– Отлично. В Фаленоре вам не понравилось?

Гритт! Чего добивается этот шакал?

– Сэр, я уже говорил: Фаленор – место мрачное, а Адварис попросту страшен… В последний раз я едва спас своего нанимателя от имперского смертоносца. – Воспоминание накатило ледяной волной. Белобрысый смертоносец… Вряд ли это существо можно назвать человеком – набитая магией тварь, быстрая и опасная, и при том неимоверно выносливая и живучая, вместе с отрядом обычной стражи гнала нас до самых предгорий Джарси. – Империей правит узурпатор-безумец. В нем часть демонской крови, полученная в результате ритуала черной магии…

– Да-да, да-да, – перебил Митризен. – Угу, угу, угу. Кровь, конечно, да… – Острый ноготь указательного пальца проткнул воздух. – Вы – Фатик Мегарон Джарси с гор Джарси из клана Мегарон. Воспитанник Трампа Грейхоуна по прозвищу Пустая Башка. У вас есть брат… Есть ли у вас брат, Фатик Джарси?

– Сводный, сэр. – Зачем эти допросы?

– Мне печально понимать, что вы в некотором роде правы, – родил Милашка-Очаровашка.

– Угу, конечно, сводный, – буркнул Митризен, погрозив своему рабу пальцем. – Шатци Мегарон Джарси. Шатци… – Эльф покатал слово на языке. – Ничего не могу поделать: имя – дурацкое.

"Да и сам он – дурак", – мог бы прибавить я.

Олник чихнул.

– Сэр… – Я набрал воздуха в легкие, балансируя на краю амока. – Мой дедушка понабрался иностранных слов… в странствиях. Означает – "сердечко".

Я не стал говорить, что мое имя, составленное из двух слов – "фа" и "тик" на одном из языков Южного континента означает "слон купается". Дедушка… шутник, м-да.

Митризен хмыкнул, скорее, даже тявкнул, как такса.

– Выше вас на целую голову, и по-прежнему практикует.

Ну вот зачем упоминать, что он выше меня?

– Да, сэр, практикует успешно, он, по сути, самый успешный дедушкин ученик.

– Угу, угу. А вы мелковаты для варвара…

Дать бы тебе в репу, эльфийский огрызок!

– Выше вас ростом… А что же вы забросили клановый промысел?

Зачем тебе это?

– Не люблю приключения, сэр. В них есть привкус кретинизма.

Митризен картинно вздернул бровь.

– Очень, очень интересно. Сколько вам лет, Фатик Джарси?

Да на кой тебе это?

– Точно не знаю, сэр. Дедушка отыскал меня в предгорьях Джарси, в лесу, на вид мне было пять-шесть. О тех годах я ничего не помню.

– Угу, гм… – Эта уродливая пародия на эльфа снова о чем-то задумалась.

– Сэр, вы говорили, кажется, про векселя?

– А? – Митризен словно очнулся от глубокого сна. – Да-да, да, конечно, векселя. Ваши векселя, господа.

– Да, сэр, наши векселя!

Митризен склонился над бумагами, что-то подчеркнув большим пальцем.

– Таким образом, господа, ваш долг мне составляет сейчас семь тысяч пятьсот тридцать один реал золотом.

– Ско…- выдавил Олник. Мое восклицание вышло непечатным.

– Столько, сколько я насчитал, и ни медяком меньше. Долги теперь мои и проценты по ним начисляю я. Крайний срок выплаты – послезавтра.

– Эркешш махандарр!

– Великая Торба!

– Это пахнет как чечевица отчаяния! – внес свою лепту Милашка-Очаровашка и зазвякал какими-то железками под плащом.

Лицо Митризена затвердело, стало как кусок хрусталя, заляпанного киноварью.

– Есть несколько вариантов развития событий, – провозгласил он. – Плохой, очень плохой, и немножечко скверный. Первые два вам не понравятся, а на третьем я остановлюсь подробнее. Не бойтесь, мне прекрасно известно, что финансово вы… не слишком благополучны…

– Олник, солнышко восходит!

– Что? – Моя Денежка напрягся. Братья Гхашш бестолково завертели головами. Но Олник все понял и даже не повел ухом. За пять лет моей мирной жизни солнышко восходило всего несколько раз, беда была в том, что оно почти не поддавалось контролю.