Уитли Страйбер - Послезавтра

— Я постараюсь, — сказал он.

Он проследил, как она отъезжает, и только потом отправился в центр. В комнате, где находился контрольный пункт, было темно и тихо, как обычно. У монитора стоял Рэпсон и смотрел на информацию, проходившую по мониторам.

— Странное дело, — произнес он, услышав шаги подходившего Саймона. — Этот буй регистрирует падение температуры воды в океане на тринадцать градусов.

Саймону казалось, что он уже говорил об этом шефу. Нет, он точно об этом говорил. Может быть, старик уже забыл?

Саймон решил пощадить начальника:

— Я забыл вам сказать, этот буй пару дней как сломался. Я составлю заявку, чтобы его подобрали, как только какое-нибудь судно пойдет мимо отмели Джорджа.

— Этот буй не на отмели Джорджа, — ответил Рэпсон, — а у Гренландии.

Это действительно было очень странно. Саймон подошел поближе к монитору. На карте Гренландского побережья мигала сигнальная точка. Он уменьшил масштаб, чтобы посмотреть, где именно находится буй, и увидел еще один мигающий сигнал о падении температуры.

— Каковы шансы, что два буя вышли из строя? — произнес Саймон, размышляя вслух.

Другой монитор, отслеживавший показания датчиков с буев в важных судоходных зонах, тоже издавал звуковые сигналы.

— Вряд ли, — сказал Рэпсон. — Их уже три.

Свидетелями каких событий они стали? Саймон посмотрел на шефа, который в глубокой задумчивости не сводил глаз с мониторов.

Сэм, Лора и Брайан сидели в такси, намертво застрявшем в пробке, пока Лютер пробирался со своей изломанной тележкой вдоль стоящих машин. Дорогу ему показывал Будда. Лютер был ужасно раздосадован внезапной переменой роскошной погоды, стоявшей в Нью-Йорке с прошлого марта.

Услышав по радио прогноз погоды, он подошел поближе к окну такси, из которого тот доносился. Водитель почти полностью открыл окно, так что Лютеру было хорошо слышно.

— В Ла Гуардии сейчас прохладно, плюс три градуса. Зарегистрировано рекордное падение температуры на тридцать градусов по сравнению со средней осенней температурой прошлого года в тридцать три градуса, — вещал диктор.

Водитель закрыл окно, и машины начали постепенно двигаться. Лютеру и Будде надо было как можно быстрее уходить с проезжей части. Лютер размышлял, нет ли у него где-нибудь пальто и что он будет делать с Буддой. Он терпеть не мог холод и готовился к тому, чтобы найти пристанище на зиму себе и своей собаке. Это было просто необходимо сделать.

Сэм был настолько увлечен тем, что сидел бок о бок с Лорой, что совершенно не заметил Лютера и Будду. Лора наклонилась к водителю.

— Извините, — сказала она самым вежливым тоном, на который была способна, — но мы очень торопимся.

— Вы уже почти приехали, — раздраженно отозвался таксист.

Брайан развернул карту города.

— Мы в двух кварталах от места.

Лора выхватила у него карту:

— Дай-ка посмотреть. Так, мальчики, пойдем пешком.

Они выбрались из такси на леденяще холодный ветер. Неудивительно, что с этими странностями природы полет превратился в такое мучение. Глубоко в душе Сэм радовался тому, что не присоединился к печальной статистике. Расплачиваясь с таксистом, он услышал, как сверху раздались странные звуки. Все стоящие вокруг них люди подняли головы и стали смотреть на небо. Сэм последовал их примеру, хотя его отец советовал воздержаться от этого в Нью-Йорке: «То, что ты рассматриваешь Манхэттен, причисляет тебя к туристам. Делай это только в том случае, когда ты готов распрощаться со своим кошельком!»

«Да, пап, это понятно, но тут такое происходит!» Над крышами летели миллионы птиц. Их буквально были миллионы. Сэм заметил маленькие точки воробьев, быстрые парящие штрихи ласточек и жаворонков и зловещие тени ястребов. Их голоса эхом отражались от небоскребов, сливаясь в такой высокий, неподражаемый звон, которого Сэм никогда раньше не слышал.

Зажатый небоскребами кусок неба, видневшийся за птицами, наливался свинцовой темнотой. Сэм видел, как в действительности клубятся тучи. Они были похожи на сизый, тягучий и быстро передвигающийся дым. Однако воздух у земли по-прежнему оставался холодным и неподвижным.

Ни Сэм, ни кто-либо другой не знали, что сила происходящих в природе изменений была настолько велика, что повлияла на инстинкты всех живых существ. Обычно спокойные собаки метались и выли в присутствии своих хозяев. Коты забивались в укрытия, шипели и царапали каждого, кто пытался их оттуда вытащить. Во всех зоопарках от Торонто до Ричмонда животные бились в клетках, приматы колотили себя в грудь, львы рычали, орлы хлопали подрезанными крыльями.

Посетители Центрального зоопарка в Нью-Йорке были потрясены, когда в вольерах завыли волки. Работники зоопарка пребывали в недоумении. Они никогда такого не слышали, даже по ночам. О том, чтобы животные вели себя подобным образом в дневное время, не могло быть и речи. Правда, день действительно был необычным: мрачным и гнетущим. Он не оставил равнодушными даже голубей, формировавших длинные косые стаи, медленно направлявшиеся к югу. Голуби никогда не мигрировали. Во всяком случае, раньше.

Для Гари Тернера, сидевшего в своем офисе на Уолл-стрит, ненастная погода имела такое же значение, как и ливень в Самарканде. Он лихорадочно набирал номер на трубке, прикрывая рот свободной рукой.

— Я знаю, мистер Масако, у вас сейчас может быть очень тяжелое время, но это очень важно. Ваш сын обязательно бы мне помог…

В трубке внезапно повисла тишина. Гари не мог перевести дыхания от удивления. Он изо всех сил пытался держать себя в руках. Масако бросил трубку, или что там происходит, черт возьми? Господи боже мой, он висит на волоске от гибели! А этот узкоглазый, который понимает лишь каждое десятое его слово, так с ним обращается!

— Эй, Гари, объект справа! — раздался шепот Пола из соседней кабинки.

Потом появился мистер Фостер, который выглядел вполне беззаботно. Правда, никто ни разу не видел его озабоченным.

— Гари, Гари, ты умный малый. Но ты не настолько умен, как о себе думаешь.

Гари застыл на своем месте. Мистер Фостер оперся костяшками пальцев о его стол. Он навис так низко над лицом Гари, что тот мог рассмотреть поры на носу босса. Разве это были поры? Это были бездонные шахты, каньоны! От него пахло каким-то отвратительным средством для волос.

— Малыш Гари, мне только что звонили из Комиссии по ценным бумагам.

Гари попытался взять себя в руки и заставить свое горло повиноваться ему. Однако оно оказалось способным только на ломкий голос подростка:

— Правда? Комиссия по ценным бумагам?