Ярослава Кузнецова - Золотая свирель

Но назад я не повернула, добралась таки до Левкои. Кабы знать…)

Доска под ногой хрустнула, обломки полетели в черную воду. Я тотчас припала на четвереньки, вцепившись в столбик перил, и с содроганием ощутила, как пальцы, не встретив препятствия, сминают волглую гниль. Столбик переломился и канул под мост. Холера черная!

Переждав, пока мостик перестанет раскачиваться, я осторожно двинулась вперед. На четвереньках, ощупывая настил руками. Вот зачем Амаргин меня сюда приволок! Чтобы я грохнулась в воду. Вместе с этим треклятым мостом. К лягушкам и пиявкам. Тьфу, тьфу, это гораздо противнее любых покойников…

Ладони ткнулись в мокрую траву. Ага, еще немножко — и подо мной твердая земля. Фуу! Я разогнулась, вытерла руки о юбку. Не грохнулась, слава небесам.

— Гав! Рррррргав-гав-гав-гав-гав!!!

Наверху тропинки стояла собака, в темноте ярко белели пятна у нее на груди и на морде. Довольно крупная собака, она загораживала мне дорогу.

— Гав-гав-гав-гав-гав!!!

— Ты чего лаешь? Чего ты разоряешься?

Я шагнула вперед, стараясь не делать резких движений.

— Рррррр!

Блеснули оскаленные зубы. Псина встопорщила холку, ощерилась. Попятилась, рыча.

— Пшла вон! — я пошарила вокруг в поисках палки. — Иди, иди отсюда!

Огибать чертову шавку и оставлять ее за спиной не хотелось. Такая вполне может кинуться сзади и тяпнуть. Приличной палки не нашлось, склон зарос колючей ежевикой и крапивой. Я выдрала с травой хороший ком земли и швырнула в собаку.

— Ауу, ску-ску-ску… Гав! Гав-гав-гав!

— Прочь пошла!

Я снова ухватила траву за вихор.

— Буся, Буся, Буся!

Кто-то шарахался под деревьями, звал собаку. Из черных зарослей выплыл огонек и двинулся в нашу сторону.

— Буся, Буся!

— Эй! — крикнула я, — Хозяин! Отзови пса! На цепи надо держать таких бешеных.

— Гав-гав-гав! — заливалась Буся.

— Отзови собаку, холера!

— Ааа! — вдруг взвизгнул хозяин, — Навья! Навья! Мара! Буся, куси ее!

— Да ты что! — взвыла я. — Какая мара, протри глаза!

— Куси, Буся, куси!

— Гав-гав-гав!

Собака скакнула вперед, получила комок земли в нос и отскочила.

— С ума сошли! Чокнулись совсем! Пропустите меня, уроды!

— Пошла, мара, пошла! В землю пошла, в воду, под камень! Куси ее, Буся!

Голосивший размахивал фонарем, и я внезапно узнала его. Узнала тяжелые плечищи и крохотную, плоскую, как чечевичное зернышко, голову, и стеклянные от страха глаза, и рыбий хлопающий рот.

— Мара! — кричал Кайн-придурок. — Навья! Иди под камень! Иди на место! На место! На место!

Я попятилась. Безумец… откуда он знает? Откуда?

Сверху, с тропинки, прилетел комок земли и ляпнулся мне в грудь. Второй едва не попал в лоб.

Остро, так, что свело внутренности, вспомнилось: камни, куски глины, какая-то гниль — в лицо, в голову, градом, сбивающим с ног ливнем. Не закрыться руками — связаны руки — только отворачиваться, прижиматься щекой к плечу. Липнут волосы, в глаза течет дрянь, мешаясь со слезами, кляп не дает дышать.

— Ррр! гав-гав-гав-гав!

Я повернулась, подхватила юбки, и бросилась прочь по пляшушему под ногами мостку. Холера, проклятье, урод поганый! Чтоб тебе пусто было! Чтоб тебе…

Навстречу, на мост, из зарослей противоположного берега вдруг вымахнуло что-то огромное, черное. Два алых огня мазнули вверх, оставив в воздухе огненный росчерк. Тварь взвилась, мелькнула над головой, осыпав меня водяным крапом — и мосток сотрясся от удара.

— АААгррррххх! Аррр!

— Ааааййй! — по-человечески завизжала собака. Ей вторил Кайн-дурак:

— Бусяаааа!

Свет фонаря метнулся зигзагом и погас.

— Грррр! — снова вспорол ночь потусторонний рык.

— Ииии! Ску-ску-ску…

— Дьявол, дьявол, дьяаааааа!!!

Крики удалялись.

Я выбралась на темный берег и села в крапиву, икая от пережитого. Клин клином, господин маг? Ничего себе — ик! — покойники! Урод… собаку натравил… да я тебя…

Сжала ладонями лицо. Все. Все. Он полоумный, не мстить же ему, правда? Этот черный его прогнал. Или загрыз?

Кто он? Хозяин, сказал Амаргин. Хозяин кладбища. Вампир? Волк? Вервольф? В любом случае, он — тварь Полночи. Это не та сторона. Это… еще дальше.

Они что, приятельствуют с Амаргином? Жуть какая… Впрочем, ничего удивительного. Амаргин показывал мне свою фюльгью — она у него полуночная. У меня, между прочим, тоже, не к ночи будет помянута, брррр!

Я потерла лицо и увидела сквозь раздвинутые пальцы — ОН сидит напротив и смотрит на меня.

Черная тень, чернее окружающего мрака, большая, горбатая, косматая. Шумное дыхание, клыки. Глаза пламенем горят — уж не знаю, какой они тут свет отражают, может, свет преисподней.

— Здравствуй, хозяин кладбищ. Амаргин привел меня к тебе в гости. Только вот, не удосужился нас представить. Меня зовут Леста.

— Знаю, — сказала амаргиновым голосом тварь с глазами как пламя. — Испугалась?

— Еще бы. Могла бы на всю оставшуюся жизнь заикой сделаться. Я хочу спросить. Тот человек… который с собакой… он жив?

— Гр-р! — заявило чудище. — Рррастерзан! И сожрррран! Вместе со своей моськой. Гррр, тьфу, тьфу! Моська оказалась рыбой фарширована, террррпеть на могу рыбу!

— Правда?

— Поди проверь. Я на косточках повалялся, клочки по кустам разметал, дураковы штаны на елку повесил!

— Там… кажется, нет елок…

— Агггррр, кх, кх!

Тварь смеялась, мотая башкой. Огненные искры так и чиркали перед глазами.

— Шутишь?

— А то! Кх, кх, кх, гррр!

Я неуверенно улыбнулась в ответ.

— А! — меня осенило. — Знаю. Знаю, кто ты. Ты — грим, да?

Тварь приподнялась, горбя спину, и будто бы раздалась вдвое больше прежнего. Распахнулась узкая пасть, пурпурный драконий отсвет вылощил клыки. Я заворожено уставилась в раскаленную скважину глотки.

— Ггггрррррр! — ночь откликнулась обморочной вибрацией, трепетом ужаса. У меня волосы зашевелились. — Сссспрашиваешь, кто я? Знай — я пожиратель трупов! Я хранитель сокровищ! Я страж царства меррррртвых!

С трудом сглотнув, я, неожиданно для самой себя, фыркнула. Патетические раскаты амаргинова голоса звучали по-дурацки. Амаргин вполне бы мог такое отколоть, тараща глаза и воздевая руки к небу, а итогом этой клоунады была бы птичья клякса, ляпнувшаяся с облаков ему под ноги.

— Хранитель сокровищ? — переспросила я. — Какие у тебя тут сокровища, на погосте?

— Щасс, держи карман, расскажу тебе, где что прикопано! — неожиданно сварливо отозвался грим. Голос у него изменился, потерял сходство с амаргиновым и стал просто низким хриплым мужским голосом. — Где у меня горшки с золотом, где какой симпатичный скелетик лежит в кольцах-ожерельях. Знаю я вас, милых барышень, сперва расскажи, потом покажи, потом дай поносить, а потом ищи-свищи…