Диана Удовиченко - История бастарда. Реквием по империи

— Так зачем же мы его отпустили? Ведь он все расскажет людям!

— Не тревожься, сын. Люди узнают. Это неизбежно. Степь велика, в каждом клане есть предатели. Услышат от вождей про нашу жизнь, и донесут человеческим шаманам. Не скоро еще мы всех жих повыведем. Пусть люди узнают. Но на каждую чужую хитрость можно свою придумать.

После праздника минуло десять дней. Потом еще десять. И явился в клан ориг первый вождь, решивший под руку Уран-гхора пойти — молодой Вели-гхор. С собой еще троих вождей клана рау привел. Приняли вожди законы Урана, поклялись по ним жить. А на другой день отправились в родные селения. С каждым из них Роб отправил своего ученика. Стали жить шаманы в селениях клана рау, помогать оркам. Испытали юношей и девушек на колдовской дар, нашли способных и отправили их к Робу — учиться мастерству. Посмотрели другие племена рау, как хорошо живется тем, кто под руку Уран-гхора пошел, и тоже согласились сделать его вождем вождей.

А потом и Эр-гхор явился, а за ним много других вождей клана даг. Каждый день шли орки из разных кланов в селение Гра-ориг, клялись в верности законам Урана. Разъезжались в разные концы Орочьего гнезда молодые шаманы. И летели от них к старому Робу птицы с весточками. Присматривали его ученики за орками, находили среди них предателей. А потом те предатели тихо умирали своей смертью. Очищалось Орочье гнездо от человеческой заразы.

Вставали по всей степи новые и новые воинские селения, учились в них юные орки воевать с людьми. И шаманское селение ширилось и росло. Увеличивалась с каждым днем стая свирепых боевых вулкорков, теперь уже на всех воинов хватало зверей. Доволен был Роб, многое они с Уран-гхором сделать успели. Только Оран-гхор не пришел к стоянке Гра-ориг — ни другом, ни врагом. "Ничего, — говорил старый шаман, — еще встретимся".

Как и прежде привольно кочевали орочьи племена по степи. Только теперь двигались они в сторону тепла, медленно приближаясь к границе с Богатыми землями…

С высоты птичьего полета это выглядело как поток серой лавы — медленно, мерно, неумолимо движущейся на запад. Здесь, на земле, это было похоже на обычное, только очень большое, войско — тысячи солдат, слаженно печатающих шаг по едва просохшей после весенних дождей земле. Но если бы нашелся сторонний наблюдатель, достаточно безумный, чтобы приблизиться к стройным рядам, он сразу бы заметил странности, отличающие эту армию от любой другой. На смуглых воинах не было ни формы, ни даже доспеха: словно какая-то неведомая сила неожиданно выдернула людей из дома, оторвала от привычных занятий и поставила в строй. Одни были одеты в холщовые штаны и рубахи, по-крестьянски подпоясанные плетеной тесьмой, другие — в темные грубые костюмы мастеровых, перехваченные засаленными фартуками, третьи — в любимые мелкими восточными торговцами добротные пестрые кафтаны до колен. Попадались и те, на ком красовались дорогие шелковые или парчовые халаты, которые принято носить в кругу эмиратской аристократии. Многие вообще шли в одном нижнем белье. Кто-то попирал землю новенькими сапогами, кто-то — грубыми деревянными сабо, кто-то — щегольскими расшитыми туфлями с загнутыми носами, а кто-то вообще шел босиком. Оружие тоже удивило бы наблюдателя разнообразием: от луков, арбалетов и сделанных на заказ сабель благородной ковки до топоров и обычных дубин.

И лишь одно объединяло всех этих разномастно одетых, разновозрастных и явно принадлежащих к разным сословиям мужчин — выражение лиц. Бесстрастие, полное отсутствие чувств делало людей похожими на оживших кукол, холодные, тусклые, словно затянутые сонной пеленой глаза смотрели вперед — только вперед. Звук шагов был единственным, который издавало странное воинство. Храбрый зевака не услышал бы ни кашля, ни сиплого от усталости дыхания, вырывающегося из глоток, ни сдобренного ругательствами разговора, помогающего коротать утомительный переход. Не было и сопровождающих любое войско в походе запахов: ядреного многодневного пота, немытых мужских тел, кислой отрыжки от грубой солдатской пищи. Вместо этого малоприятного, но такого свойственного живым людям букета над воинами витал едва заметный, почти призрачный душок тления — сладковатый, смешанный то ли с ароматом увядших, начинающих гнить цветов, то ли с запахом плесени. Так пахнет воздух в старых склепах и конторах погребальных дел мастеров.

И увидев и ощутив все это, любой, даже самый безрассудный наблюдатель отшатнулся бы в ужасе, обратился в бегство, поняв, что к границе Галатона шагает не знающая усталости, не ведающая сострадания армия не-мертвых.

В арьергарде двигались верховые отряды. Всадники — как на подбор молодые мужчины и женщины: в черных походных одеяниях, с черными повязками поперек лба. Это были шеймиды, воины-некроманты, лучшие из лучших, удостоившиеся великой чести отправиться в священный поход. Они держались примерно в фихте от основного войска — исходивший от носферату тонкий, почти неуловимый для человека запах разложения нервировал горячих андастанских скакунов.

"Конечно, для тех, кто отмечен проклятым даром богини Исдес, не составило бы никакого труда заменить лошадей умертвиями, — размышлял Ирияс Второй, наблюдая за всадниками. — Магические техники легко позволяют это сделать. Можно было бы даже создать верховых химероподобных животных, злобных, неприхотливых, не нуждающихся ни в пище, ни в отдыхе. Но ни один воин востока не променяет настоящего коня — верного боевого товарища — на бескровную нежить. К тому же… сеющие смерть как никто умеют ценить хрупкую, преходящую прелесть жизни. Приходится считаться с традициями".

Просторный резной паланкин султана, окруженный отрядом охранников, величественно плыл позади войска на плечах четверых могучих носферату. Сам Ирияс не ощущал брезгливости по отношению к не-мертвым, считая их наиболее удобной тягловой силой. К тому же кожа каждого носильщика была обильно умащена благовониями, аромат которых заглушал любые оттенки запахов. По случаю солнечной весенней погоды парчовые шторы были откинуты, и паланкин покрывала легкая, магически обработанная ткань, непроницаемая для взгляда снаружи, но позволявшая сидящему внутри видеть все происходящее вокруг. Откинувшись на подушки, султан прикрыл глаза, погружаясь в раздумья. Правая рука его лежала на украшенном драгоценными камнями эфесе сабли, левая рассеянно перебирала шелковистые кудри юной Роксаны — младшей и самой любимой жены. Пятнадцатилетняя красавица покорно приникла к ногам своего повелителя, боясь неосторожным движением вспугнуть его задумчивость и вызвать гнев.