Кэтрин Фишер - Оракул

Он отложил стиль.

— Каждому Архону полагается двести человек прислуги, удовлетворяющих его повседневные нужды. После его смерти все они следуют за ним. Новый Архон получает новых слуг.

— Следуют за ним? Как это?

Юноша удивленно приподнял бровь.

— Умирают, — коротко пояснил он.

Она это знала. Вопрос сам сорвался с языка.

— Не мог бы ты помочь мне отыскать одного из них, прежде чем... это произойдет?

Писец поднял глаза. Мирани поняла, что ее просьба прозвучала слишком горячо, поэтому отошла к окну и выглянула во двор, стараясь, чтобы в голосе звучали лишь скука и легкое раздражение.

— Это музыкант. В Храме много слышали о его чудной игре. Кажется, его зовут Орфет...

Юноша не успел ответить: в комнату заглянул Управитель.

— Я больше не нужен тебе, Пресветлая?

— Госпожа ищет музыканта по имени Орфет, — сказал Сетис, прежде чем она успела его остановить.

Управитель помолчал, достал из складок халата белую тряпицу и промокнул вспотевший лоб. Его маленькие черные глазки уставились на нее с внезапным, пугающим любопытством.

— Правда? Но, госпожа, здесь ты его не найдешь. Его арестовали. Вчера ночью.

— Арестовали? — она испуганно подалась вперед. — За что?

— Надо думать, для сохранности. За ним приходили люди генерала Аргелина. Что-нибудь еще?

После ухода Ретии вся его почтительность испарилась без следа. Мирани покачала головой и спросила:

— А ты? Ты тоже... отправишься вслед за ним?

В дверях он остановился и, не оглядываясь, бросил через плечо:

— Да.

И удалился.

Писец искоса следил за ней.

Она в ужасе обернулась к нему, пытаясь собраться с мыслями. Итак, Орфета схватили. Так всегда происходит, когда умирает Архон? Или они прочли его имя в записке, на тех обгорелых обрывках?! Если так, она сама виновата в его аресте. И теперь обязана его разыскать.

Она поспешно подняла глаза.

— Послушай, — сказала она. — Ты знаешь, где держат арестованных?

— В тюрьме, под охранными постами в гавани. Но тебе, госпожа, туда нельзя.

Она гордо выпрямилась, стараясь не показать охватившей ее паники.

— Я одна из Девятерых. И иду, куда захочу!

— Да, но...

Уже в дверях она обернулась:

— Ты пойдешь со мной?

Она собиралась произнести эти слова властно, приказным тоном, но они прозвучали скорее как мольба.

Сетис аккуратно скатал пергамент и убрал его в небольшую плетеную корзинку за спиной. Пальцы его были в чернилах. Он задумчиво потер их.

— Зачем? — спросил он. И в его голосе послышалось высокомерие.

Она удивленно взглянула на него.

— Потому что я так хочу! И потому, что мне может понадобиться помощь.

Он заключает выгодную сделку

Она как робкая серая мышка, думал он. Пугливая. Не умеет держать себя. Начать с того, что она то и дело останавливается и ждет, пока он ее догонит, хотя правила требуют, чтобы он шел в трех шагах позади и не заговаривал первым, пока она к нему не обратится.

Как будто солдаты по одной ее просьбе выдадут ей слугу Архона! Зря он впутался в это дело. От богатых девчонок одни неприятности...

Сетис порылся в корзине со свитками, достал флягу и отпил глоток прохладной воды.

Жрица заметила это; она искоса следила за ним. Он не знал, предложить ей или нет — и в том, и в другом случае она могла счесть это за оскорбление. Ладно, как бы то ни было, это его дневной рацион. Он убрал флягу.

Выйдя из дворца, они обнаружили, что паланкин исчез; он пришел в ужас, но девчонка восприняла это на удивление спокойно и торопливо зашагала в сторону Порта. По дороге никто не проронил ни слова. Она, похоже, робела, а он устал после бессонной ночи и к тому же тревожился. Некогда ему возиться с ней! У него всего два дня на то, чтобы раздобыть планы.

Но даже если он их найдет, дальше его будет поджидать еще одна трудность. Нельзя просто так взять и отдать планы гробницы Состриса такому человеку, как Шакал! Воры исчезнут вместе с ними, и всё! Нет никаких гарантий, что он будет и дальше получать воду, а если их схватят и найдут карты, ему вообще конец. Но он не так глуп! Нет, хоть дело и рискованное, единственный способ обеспечить Телию водой — сделать так, чтобы Шакал и дальше в нем нуждался. Тут надо поступить с умом. Потому что если они поймут, что он водит их за нос, то запросто могут убить...

Тут он понял, что девчонка его о чем-то спрашивает.

— Что?

Она, похоже, обиделась.

— Я спросила, ты был знаком с Архоном?

Он удивленно взглянул на нее.

— Госпожа, никто не может быть знакомым с Архоном. Он никогда не выходит из дворца без маски; никому не дозволено разговаривать с ним, кроме дворцового Управителя, да и то лишь о повседневных делах. Всю свою жизнь он не разговаривает ни с кем, только с народом и с Богом.

Не замедляя шага, она бросила через плечо:

— Одиноко ему живется, должно быть.

Сетис пожал плечами.

— У него есть все, что нужно: лучшая пища, вода, одежда. Многие горожане охотно поменялись бы с ним местами. А если повезет, ему никогда не придется платить единственный долг, которого от него ждут.

— Этому пришлось...

Он снова пожал плечами.

Мирани откинула с лица каштановую прядь. Потом сказала:

— Я была там. Когда он умер. Поднесла ему Бога..

По его телу пробежала дрожь. Он и не думал, что она так высокопоставленна. Вторая жрица казалась гораздо более важной.

Тут они подошли к воротам. У девушки, похоже, не было пропуска. Она просто подошла к будке стражника и сказала:

— Я — одна из Девятерых. Вы меня узнали?

Ворота распахнулись. Стражники испуганно раскланялись.

Сетис прошел следом за ней.

— Впечатляет, — пробормотал он.

Она едва заметно покраснела.

— На самом деле я к этому не привыкла. Куда дальше?

— Вниз, к берегу.

Он внутренне сжался при мысли о том, в какое место поведет ее. Вонь гниющей рыбы, толпы пьяных матросов, ругань, языкастые торговки, воры, купцы. Он остановился. Поглядел на ее белую тунику из тонкого дорогого льна, золотое ожерелье.

— Может, взять с собой кого-нибудь из стражников?

Она искоса посмотрела на него.

— Они — люди Аргелина.

— Да, но ты можешь...

— Нет. Мы пойдем одни!

Он вспомнил про нож в сапоге и сглотнул. Защита слабая. Если по его вине к одной из Девятерых пристанет какой-нибудь пьяный матрос, его завтра же выгонят из Города без ушей и отправят просить подаяние.

Она, впрочем, похоже, этого не понимала. Когда они по крутым переулкам и лестницам спустились к гавани, она лишь прибавила шагу, с нескрываемым интересом поглядывая по сторонам; видимо, ей нечасто доводилось выходить из Храма Она небрежно перешагивала через кучи верблюжьего дерьма, ловко уворачивалась от катящихся повозок, на которых грудами были навалены ящики с креветками, мидиями, скользкими кальмарами... Казалось, соленая вонь и крики чаек только придают ей сил; она с улыбкой обернулась и сказала: