Линн Флевелинг - Крадущаяся Тьма

— Для меня ваше гостеприимство — великая честь. Мои дары — всего лишь благодарность за него, — вежливо ответил Серегил. — Есть, однако, одно дело, в котором вы могли бы мне помочь.

Ретак жестом призвал собравшихся ко вниманию.

— Что привело тебя так далеко — в нашу отрезанную от мира долину?

— Я ищу место, где хранится волшебный предмет, о котором рассказывают некоторые легенды. Вы знаете о чем-нибудь подобном?

Реакция последовала незамедлительно. Старшие члены племени обменялись обеспокоенными взглядами. Какая-то женщина уронила вертел, и он зазвенел на каменном полу. Даже дети, сидевшие наверху, перестали шумно обсуждать свои новые сокровища и наклонились над дымовым отверстием, чтобы лучше слышать.

Ретак взмахнул посохом, и вперед вышел маленький высохший старичок, тулуп которого украшали узоры из овечьих зубов В колеблющемся свете очага он казался древней черепахой; его глаза под сморщенными веками так же медленно моргали. Шаман, кряхтя, опустился на колени перед Серегилом и дрожащей рукой затряс костяную погремушку, прежде чем начать говорить.

— Я — Тиман, сын Рогера и Боруны, — сказал он наконец. — Такое место в нашей долине есть. На мой клан было возложено наблюдение за ним — после того как дух разгневался. Это его дом, он скрыт глубоко в скалах подо льдами. Никто не знает, как он возник. Иногда дверь в него есть, иногда нет — как пожелает дух.

— И этот дух однажды разгневался?

Тиман кивнул и стал, ритмично взмахивая погремушкой, говорить. Это был напевный речитатив, словно старик много раз пересказывал предание теми же самыми словами.

— Дух создал пещеру, чтобы люди могли видеть в ней сны. Некоторым там являлись видения, другим — нет; некоторые слышали голос духа, другие — нет. Все было по воле духа. Когда дух снисходил к людям, те, кто слышал его, считались благословенными, они приносили своему клану великую удачу. Но много поколений назад дух разгневался. Люди, входившие в пещеру, возвращались оттуда безумными. Они совершали очень злые дела Другие не возвращались вовсе, их никто никогда больше не видел. Первый человек, пораженный безумием, принадлежал к моему клану, поэтому с тех пор на нас лежит долг охранять дом духа.

Старик умолк, его морщинистые губы беззвучно шевелились, словно запас звуков иссяк.

— Зачем ты разыскиваешь это место? — спросил Ретак. Серегил несколько мгновений смотрел в огонь, прикидывая, как лучше использовать то, что он только что узнал.

— Я слышал легенды, мне стало интересно, есть ли в них правда. Вы знаете, что ауренфэйе обладают огромными познаниями в магии. Вот и я уже показал вам свое могущество. Если вы отведете меня к священной пещере, я поговорю с духом и узнаю, почему он разгневался. Может быть, мне даже удастся помирить его с вами.

Люди, собравшиеся в зале, одобрительно зашумели. Старый Тиман положил свою погремушку к ногам Серегила.

— Это будет действительно великое деяние. Много раз пытался я умилостивить духа, но он не желал разговаривать со мной, он изгонял меня из пещеры — в голове у меня раздавался страшный шум. Неужели ты на самом деле способен совершить такое чудо?

— Я постараюсь, — ответил Серегил. — Отведите меня к дому духа завтра на рассвете, и я поговорю с ним. Шепот сменился радостными криками.

— Гость проведет эту ночь в моем доме, — гордо заявил Ретак, кладя конец пиршеству — Ночи у нас в горах холодные, Мерингил, но у меня достаточно здоровых дочерей, чтобы согреть тебя.

Дети наверху зашушукались, а старшие девочки стали вытягивать шеи, чтобы получше разглядеть Серегила.

— Что? — заморгал Серегил.

— Большой живот после посещения гостя — великая честь для молодой женщины, — радостно воскликнул Ретак. — Новая кровь приносит новые силы всей деревне. Моя собственная прабабка была светлоглазой ауренфэйе. Но никогда еще нас не посещал такой великий волшебник, как ты! Завтра ты будешь гостем клана Екрида, потом — Иллгрида, потом…

— Э-э… конечно. — Серегил заметил, как матери семейств по пальцам отсчитывают свою очередь в соответствии с иерархией в племени. По— видимому, имелись такие проявления гостеприимства дравнийцев, о которых он позабыл.

«Ах, Нисандер, — простонал он в душе, оглядывая ряды круглолицых девиц, за скромными улыбками которых ясно читалось жадное нетерпение. — Проклятие, а вдруг это окажется не та деревня, что нужно?»

Алек осторожно вылез из окна виллы и тут же испуганно обернулся, когда рядом раздалось грозное рычание. Никаких признаков присутствия собаки во дворе дома барона раньше он не заметил, но теперь сомневаться не приходилось.

В темноте он еле рассмотрел крупное животное, а все более угрожающее рычание заставило юношу представить себе прижатые уши и оскаленные зубы.

До стены, огораживающей виллу, было слишком далеко. Порывшись в памяти насчет воровской уловки, которую когда-то показал ему Серегил, Алек поднял левую руку, вытянув указательный палец и мизинец, и хрипло прошептал:

«Мир, друг собака».

Рычание немедленно прекратилось. Холодный нос ткнулся в ладонь Алека, затем собака потрусила прочь.

Алеку никогда не приходило в голову поинтересоваться, как долго действует это заклинание. Он решил не рисковать и помчался к стене. Ее верхушка была утыкана острыми осколками стекла; в спешке Алек неосторожно схватился за край, и зазубренная стекляшка вонзилась в левую ладонь. Боль пронизала руку юноши, теплая струйка крови потекла в рукав. Шипя сквозь зубы, Алек соскользнул со стены и направился домой.

Чтобы попасть в «Петух», юноша должен был пройти по улице Колеса. Он остановился на углу, прижимая к груди пораненную руку. Потребуется всего несколько минут, чтобы забежать в дом Серегила; к тому же Алек знал, где тот хранит бинты и мази…

Усиливающаяся боль в руке решила дело.

Войдя в дверь, Алек достал светящийся камень и тихо свистнул собакам. Огромный белый зверь немедленно оказался рядом: Мараг появился из столовой, виляя хвостом, и обнюхал руку юноши. Вторая собака должна была охранять двор. В сопровождении животного Алек прошел через зал на кухню.

То, что ему было нужно, хранилось на полке у двери. Перенеся бинты и баночку с мазью на стол, Алек положил светящийся камень рядом и стал рассматривать порез. Рваная рана сильно болела, но вроде бы ни крупные сосуды, ни связки повреждены не были.

— Как не везет этой руке, — пробормотал Алек, потирая пальцем блестящий круглый шрам, оставленный на ладони проклятым диском, который они украли у Мардуса. Клеймо осталось на них обоих — у Серегила на груди, где висел медальон, у Алека на руке, которой он схватил его во время той странной борьбы в гостинице.