Маргит Сандему - Зубы дракона

Впрочем, эта месть могла подождать. Сейчас надо было ковать железо, пока горячо. Или точнее: пока у него все еще был титул консула.

Теперь он мог отправиться к Висену и попросить разрешения засвидетельствовать почтение его дочери. Конечно, это станет только началом. Затем он проникнет в саму семью, получит доступ и к дочке, и к богатству, все их состояние станет принадлежать ему. Как же он тогда отомстит этим противным родителям! Они узнают сполна, кого оскорбили!

Посмотрев однажды на себя в зеркало, он изрядно перепугался. Его глаза полностью утратили темно-коричневый цвет. Теперь они даже не были карими, а стали ярко-янтарными. Это одновременно отталкивало и завораживало. Он ведь видел глаза бабушки Ингрид, они у нее были желтее, чем у кого-нибудь в роду. Отблеск глаз Ульвхедина бывал попеременно желтым и зеленым, их цвет постоянно менялся и был непредсказуем.

Его, Сёльве, глаза были красивее. Они производили неотразимое впечатление на женщин, в этом у него было много поводов убедиться. Потаскушки, которых он встречал на улице, бросали ему призывные взгляды, но с такими женщинами он иметь дела не хотел. Он хотел жениться на Ренате — и для того, чтобы завладеть ее богатством, и из-за ее удивительно сильной чувственности, узнать которую он стремился поближе. Но всего важнее было то, что он желал отомстить ее высокомерным родителям! Женившись на дочери, он нашел бы способ унизить их.

Он отправил письмо домой. Немного прихвастнул, утверждая, что уже назначен консулом. Кто мог проверить это? Его немного волновали дела домашние. Еще раньше у его матери случилось воспаление легких, а теперь такая же болезнь прихватила отца Даниэля. Ингела бредила замужеством, и все желали его скорейшего возвращения.

Но теперь он не мог этого сделать! С такими глазами, как у него!

Пока он основательно занимался подготовкой своего проникновения в дом Висенов, из дома пришел ответ.

Писала Ингела, и то, что и конверт был надписан ее почерком, его сильно обеспокоило.

Прочитав письмо, он был вынужден лечь на кровать, не в состоянии больше ничего делать.

Ингела писала, что ему уже можно не приезжать. Отец и мать успели получить письмо, где он писал, что стал консулом, и очень гордились его успехом. Но теперь они оба умерли. Когда скончалась мать, отец как будто утратил внутреннюю сопротивляемость. Он последовал за ней на той же неделе. Ингела же вышла замуж за молодого крестьянина из той же деревни, и теперь дом их детства опустел. Зачем он ей был нужен? Она навсегда поселилась в Вингокере и работала старшей хозяйкой у Акселя Фредрика Оксенштерн, брата Юхана Габриэля. Эту работу она намеревалась сохранить и после замужества.

Гростенсхольм доставался, таким образом, Сёльве. Но и бабушка Ингрид тоже была старой и одинокой, почему он не приехал домой вовремя?

Умерли отец и мать? И он больше никогда их не увидит? Для Сёльве порвалась еще одна нить, связывавшая его с людьми. В тот вечер он в последний раз был уязвим. В тот вечер его сердце в последний раз наполнилось острой и тягучей печалью.

На следующее утро он стал тверд, как камень. От Сёльве-человека почти ничего не осталось.

У Сёльве оставалось все меньше времени. Он должен был попасть в дом Ренаты до приезда нового консула.

Никогда раньше он не усердствовал так над своим платьем. Он отряхивал, чистил и гладил одежду, купил себе новые парики и предметы гардероба, которые должны были произвести неотразимое впечатление на кого угодно!

Ему надо было также подумать о приданом. Он должен был что-то дать ей, кроме титула консульши. Поэтому Сёльве сделал новый для себя шаг — он отправился в банк!

Никогда раньше не бывал он в подобном заведении. Для начала он сделал маленький вклад, столь ничтожный, что служащий банка даже привстал со стула от удивления. А потом он выкинул необычную для себя штуку. Служащий банка все время видел Сёльве сидящим перед собой на стуле — но это был обман зрения. Когда все отвлеклись, настоящий Сёльве юркнул за спину банкира и стянул с его стола в свой карман кожаный мешочек с деньгами.

Заподозрить его никто не мог, ведь он все время сидел на стуле далеко от стола, где хранились деньги.

Служащий банка ничего не заметил, он вежливо поклонился Сёльве и пригласил его заходить к ним еще, так и не обнаружив, что его клиент с трудом стоял прямо — какая-то тяжесть стала клонить его в сторону.

Единственной сложностью было выйти из банка, но и это Сёльве удалось.

Дома Сёльве обследовал свою добычу.

Денег оказалось гораздо больше, чем он мог ожидать. Какую-то минуту он сидел неподвижно, парализованный небывалым для него зрелищем такого их количества. Ему пришлось дать себе обещание никогда более не поддаваться соблазну. На этот раз удача была на его стороне, но снова повториться она не могла. Они ведь знали, что Сёльве был в банке, когда пропали деньги — там наверняка поднялся большой переполох и кого-то наказали. Кого — Сёльве было совершенно безразлично. Главное — если он вновь появится там с той же целью, это всех обязательно насторожит. «Человек с желтыми глазами…» Его было слишком легко узнать, это было самое плохое в проклятых.

Потом до него дошло, что теперь он богат. Теперь он мог переехать в другую квартиру, он мог купить себе карету с лошадью, да были ли вообще границы того, что он мог себе позволить?

Да, такие границы были!

Но ведь он мог позволить себе хотя бы произвести впечатление на родителей своей будущей жены?

На следующий день Сёльве был готов. Он собирался отправиться в дом Ренаты.

Как же она должна обрадоваться!

4

Рената Висен была в семье младшей дочерью, поэтому ее больше всех баловали. Она получала все, на что указывал ее пальчик, и после того, как остальные дети покинули дом, на ней окончательно сосредоточилось всеобщее внимание.

Но она все равно была недовольна. Наверно, это происходило потому, что в моральном отношении ее держали в слишком строгих рамках. Ей не разрешали даже смотреть на молодых людей, и отец все время бдительно следил за ней. И мать тоже, хотя ее больше всего заботила репутация семьи. Ренате казалось, что отцовская забота стала навязчивой. Стоило кому-то всего лишь взглянуть на нее, как отец часами мог объяснять несчастному, какая он плохая партия для его дочери и так до бесконечности.

Он находил изъяны даже в безобидном Карле Берге. Ренате, в общем-то, было все равно, она считала Карла скучнейшей занудой. Но она слышала, как однажды мать выговаривала отцу: «Это становится ненормальным, как ты охраняешь нашу девочку. Можно подумать, что…» А потом Рената услышала хлопок, сильно смахивавший на звук оплеухи, и сдавленный крик матери.