Клайв Льюис - «Покоритель Зари», или Плавание на край света
5 сентября. Ни малейшего ветра. Жарко. Весь день чувствую слабость – наверное, у меня температура. Как и следовало ожидать, на корабле ни одного градусника.
6 сентября. Ужасный день. Проснулся ночью и понял, что у меня жар, мне необходимо выпить воды. Любой доктор сказал бы то же самое. Нечего и говорить, что я человек честный, но ведь и дураку ясно, что эти ограничения не касаются больных. Я мог бы, конечно, кого-нибудь разбудить и попросить воды, но мне не хотелось никого беспокоить. Итак, я тихо встал с койки, взял чашку и на цыпочках выбрался из мерзкой ямы, где мы спим, стараясь не разбудить Каспиана и Эдмунда, которые и так недосыпают. Я всегда считаюсь с другими, как бы они ко мне ни относились. Благополучно добрался до помещения, где стоят скамейки для гребцов и хранится багаж. Бочки с водой – в самом конце. Всё шло прекрасно, но не успел я зачерпнуть воду, как вдруг кто-то схватил меня за руку. Передо мной стояла эта гнусная мышь. Я сказал, что иду на палубу подышать (какое им дело, хочу я пить или не хочу!). Но этот шпик спросил, почему у меня с собой кружка, и вообще наделал столько шума, что разбудил весь корабль. Тогда я спросил, естественно, что он делает посреди ночи у бочки с водой. Он ответил, что из-за малого роста не может работать днём на палубе, и поэтому каждую ночь стоит на посту, давая одному матросу возможность выспаться. Вот их хвалёная справедливость: доверяют какой-то мыши! Ну, что тут скажешь?
Мне пришлось оправдываться – эта тварь так и наступала на меня, и притом со шпагой. Тут Каспиан показал своё истинное лицо. Он во всеуслышание заявил, что всякому, кого поймают у бочки с водой, «всыпят двадцать горячих». Я не знал, что это значит, пока Эдмунд не объяснил. Такие обороты встречаются в книжках, которые они читают.
После этой мерзкой угрозы Каспиан сменил гнев на милость и стал меня, видите ли, жалеть! Сказал, что всем тяжело, что надо терпеть, и так далее, и тому подобное. Вот ханжа, честное слово! Весь день я пролежал в постели.
7 сентября. Сегодня подул слабый западный ветер. Мы проплыли несколько миль на восток, используя обрывок паруса, укреплённого на временной мачте, то есть на поднятом вверх бушприте, который привязали, или, как они говорят, принайтовали к тому обломку. Ужасно хочется пить.
8 сентября. Плывем на восток под парусом. Я лежал весь день и никого, кроме Люси, не видел, пока оба изверга не вернулись спать. Люси отдала мне часть своей воды. Она сказала, что девочки пьют меньше, чем мальчики. Мне это и раньше приходило в голову.
9 сентября. Земля! Далеко на юго-востоке появилась очень высокая гора.
10 сентября. Гора увеличилась в размерах и стала отчётливо видна, но она всё ещё далеко. Впервые за долгое время появились чайки.
11 сентября. Поймали немного рыбы и пожарили на обед. Около семи часов вечера бросили якорь в заливе гористого острова. Псих Каспиан не позволил высаживаться на берег, потому что уже темнело, а он боится туземцев и диких зверей. Воды дали больше».
То, что ждало их на острове, касалось прежде всего Юстэса, но рассказать об этом его словами невозможно, ибо с одиннадцатого сентября он на долгое время забросил свой дневник.
Наступило утро. Небо было серое и низкое, но воздух прогрелся, и наши мореплаватели обнаружили, что находятся в заливе, похожем на норвежский фьорд, среди скал и утёсов. В залив впадала река, а текла она по долине, где росли деревья, похожие на кедры. За ней начинался крутой склон, над которым виднелся зубчатый хребет, а вдали маячила туманная гряда гор, вершины которых терялись в тусклых серых тучах. Со скал по обеим сторонам залива спускались белые полосы – наверное, водопады, хотя с такого расстояния нельзя было разглядеть, как падает вода, и расслышать грохот. Всё дышало тишиной и покоем, а в воде залива, гладкой, как стекло, отражались прибрежные скалы. На картине это было бы красиво, в жизни – не слишком: что-то тут чудилось чужое, негостеприимное.
Все высадились на берег в двух лодках, умылись, вдоволь напились из реки, поели и отдохнули. Потом Каспиан отослал четырёх человек для охраны корабля, и начался рабочий день. Сделать предстояло много: доставить на берег бочки, починить разбитые (если можно), наполнить их свежей водой; срубить дерево – лучше всего сосну – и сделать новую мачту; залатать паруса; настрелять дичи, если она здесь водится; постирать и починить одежду; исправить многочисленные поломки на борту. Отсюда, с большого расстояния, они с трудом узнавали свой корабль – вместо величественного красавца, покинувшего Узкую Гавань, перед ними маячила какая-то потрёпанная посудина. Команда была не лучше – все худые, бледные, оборванные и красноглазые от недосыпания.
Юстэс лежал под деревом, когда услышал толки о том, что надо делать, и сердце у него упало. Неужели и сейчас не удастся отдохнуть? Вполне возможно, что первый день на суше они проведут за такой же тяжёлой работой, как на море. И тут ему в голову пришла прекрасная мысль. Никто не смотрел в его сторону, все говорили о корабле, будто и впрямь любили эту грязную лохань. Почему бы просто не улизнуть от них подальше? Он пойдёт в глубь острова, отыщет где-нибудь в горах прохладное местечко, выспится как следует, а вечером, когда они своё отработают, вернётся к ним. Что-что, а отдых ему необходим. Надо только соблюдать осторожность и не упускать из виду корабль, чтобы в любой момент вернуться. А то ещё забудут на этом острове!..
Юстэс принялся за дело. Он тихонько встал и неторопливо побрёл среди деревьев так, чтобы, заметив его, всякий подумал, что он гуляет. Очень скоро голоса позади него затихли, и его окружил тихий, тёплый тёмно-зёленый лес. Вскоре он понял, что можно без опаски идти быстрее.
Через несколько минут Юстэс вышел из леса к крутому откосу. Трава тут была сухая и жёсткая, но он цеплялся за неё, карабкаясь вверх, и, хотя быстро вспотел и запыхался, лез, не останавливаясь. Это, кстати сказать, доказывало, что он изменился: прежний Юстэс, воспитанный Гарольдом и Альбертой, уже через десять минут пополз бы вниз.
Медленно добрался он до хребта и хотел было осмотреть остров, но тучи спустились ниже, и море тумана катилось ему навстречу. Он сел и оглянулся назад. Теперь он был высоко, залив казался крошечным, а море расстилалось на много миль. Затем туман – густой, но не холодный – подступил к нему со всех сторон, и, найдя хорошее место, Юстэс растянулся на траве поудобней, чтобы отдохнуть всласть.
Но он не отдохнул, ему вообще не стало лучше. Внезапно, пожалуй – впервые в жизни, он почувствовал себя одиноким. Потом его стало беспокоить, не опоздает ли он. Кругом стояла полная тишина. Ему пришло в голову, что он лежит здесь много часов, а на корабле готовятся к отплытию. Может быть, они нарочно позволили ему уйти в горы, чтобы бросить одного? Юстэс в панике вскочил и бросился вниз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});