Оксана Демченко - Безупречный враг

— Если сок цветка — единственное стремление, доступное тебе, — нехотя молвил араави, ускоряя шаг и вырывая из рук женщины край своего одеяния, — отправляйся служить риил-араави острова Доито. Он будет добрым и заботливым хозяином. К тому же он стар и ему, живущему уединенно и лишенному жажды власти, нет причин бояться твоего предательства. Я сам прикажу выдавать тебе сок ош один раз в день, по допустимой и наименьшей потребности, утоляющей боль.

— Пощадите, — всхлипнула женщина, падая на колени. Вы вернули мне память и надежду, как я могу снова все потерять? Поверьте мне, я вам верна. Храму верна.

— Ну да, еще как верна, — сухо усмехнулся араави. — До заката. Когда год назад я взялся избавить тебя от пагубного пристрастия, мне и в голову не приходило, что эта беда столь велика. С каждым днем я все больше сомневаюсь в самой возможности исцеления, Лоота. Иди, довольно ныть. Я не намерен вытирать сопли каждой дурной сирене.

Лоота окончательно сникла. Араави сделал несколько быстрых шагов, сердито тряхнув головой, затем остановился, обернулся, со смесью раздражения и сочувствия изучая склонившуюся к камням тропы женщину. Подошел к носилкам и чуть поклонился:

— Божественная, а не окажешь ли ты милость моей сирене? Полагаю, идти своими ногами она сейчас не в силах. Между тем времени нет. К восходу нам следует быть за перевалом, на слиянии двух троп. Нас там ждут.

— Окажу, — неуверенно отозвалась Элиис.

— Похвальная сговорчивость. Лоота, живо забирайся в носилки. Там тепло и удобно. Задернешь шторки, переоденешься в сухое, отдохнешь. Заодно в оплату доброты приведешь в порядок волосы сирина.

— Благодарю, — тихо прошелестел голос.

Тепло колыхнулось в нем, вызывая приязнь и мягкую радость. Девочка чуть поморщилась. Влияние сирены, пусть даже неосознанное и не направленное во зло, было ей противно. Оно казалось подобным злой шутке, однажды проделанной деревенскими мальчишками над слабой и беззащитной малышкой Элиис. Принесли кувшин со свежим жирным молоком, сказали:

— Пей, подарок.

Поначалу было приятно и радостно. Но на дне оказалась грязь…

Дети смеялись, держали за руки и плечи, пытались влить в горло и остатки молока, и осклизлую глинистую мерзость. Юго не допустил. Он был не самым крупным и крепким, но каким-то безмерно отчаянным. Врезался в общую кучу с разбега, раскидал всех, ругаясь и угрожая. Шутники сбились в плотную группку. Пошушукались и отступили… Они уже усвоили: Юго упрям. И если кого-то счел врагом, непременно отомстит, даже более сильному, старшему. А еще мальчика по-своему уважали. Он никогда не ходил жаловаться к отцу, не пытался втягивать в свою детскую месть взрослые истории с денежными долгами.

Сирена забралась в носилки и виновато сжалась в уголке, перебирая вещи и вздрагивая. Сперва Элиис решила — от холода. Потом разобрала, что женщина совершенно беззвучно плачет, глотая слезы и стараясь не поднимать головы, сохраняя свое состояние малозаметным.

— Тебе плохо? — испугалась Элиис.

— Нет, — замотала головой сирена. — Мне хорошо, божественная. Эраи Граат — самый добрый на всем Древе араави, он ничуть меня не обижает. Он достоин уважения, он разрешает мне помнить, кто я. Даже помогает.

— Странная доброта, — буркнула Элиис, отнимая у сирены большое мягкое полотнище и начиная сушить ее волосы. — Ты его боишься. Он тебе не верит.

— Когда я была мала и жрецы только приметили мою каплю божью, — тихо сказала сирена, — меня не везли в носилках и не звали дочерью богини, пусть и младшей ветви родства. Всех нас гнали, надев на шеи колодки, скрепив в ряды по трое. Горло деревяшками сдавили так, чтобы ни звука не вырвалось. Руки синели в обручах. Кормили нас всего один раз в день, и то при условии, что никто не разозлит стражников. Мы шли долго, я помню, как сперва болели ноги, а после уже все стало безразлично… Наконец нас доставили в крепость и там стало по-настоящему плохо. Нас учили послушанию. Тебе лучше не знать как. Никому лучше не знать. Теперь в западной крепости так не поступают. Наш добрый энэи Граат запретил.

— Подумаешь, — отмахнулась Элиис от сказанного. Считать араави «хорошим» она не желала.

— Сначала я боялась и исполняла все, — так же тихо прошептала сирена. — Потом не смогла. Один из нас провинился. Мне приказали убить его, используя яд голоса. Мы ели за одним столом три года. Его вывели на край скалы. И я… мне приказали, а я ослушалась.

Сирена сгорбилась и в отчаянии закрыла лицо руками. Элиис испуганно замерла. Отложила ткань и стала расчесывать темные густые волосы, прядь за прядью, иногда осторожно гладя вздрагивающие плечи женщины. Та не возражала и, кажется, даже ничего не замечала. Совсем тихо и быстро, так, что половину слов не разобрать, шептала о прошлом. Едва ли она прежде говорила хоть кому-то столь тайное и страшное, памятное и ненавистное. Шаг за шагом. Как ее привели в подвал и как туда же доставили приговоренного. Как снова и снова требовали исполнить волю жрецов-наставников. Как топили, вынуждая захлебываться, снова приводили в сознание и снова требовали убить… Пробовали иные способы воздействия.

Элиис прочесала последнюю прядь. Собрала волосы сирены на затылке и связала своей самой красивой ленточкой. Лоота наконец выдохлась, иссякла и замолчала. Долго сидела неподвижно, закрыв лицо руками. Потом попросила флягу, напилась.

— Спасибо, — попробовала улыбнуться она.

— Ты все же уступила?

— Я была глупа, — прикрыла глаза Лоота. — Более умные уступали сразу, поскольку поняли: когда сирене исполняется семнадцать, ее испытывают на послушание. Мне не позволили бы его убить… наверное. Скорее всего, именно так! Но я тогда была глупая, я не понимала, что мое дело — подчиняться жрецам и совершать в точности то, что мне велено. Не думать, только выслушивать приказ и исполнять. Я просто не знала, что может случиться с непокорными. Меня заперли в отдельной комнате. Десять дней не трогали. Я думала, простили или, наоборот, решили казнить. А они просто ждали, пока до крепости доберется тот, кого назначили мне в мужья. Дети от двух родителей-сирен часто имеют очень сильный дар. Через год у меня родился сын. Я точно помню, — губы Лооты жалко дрогнули, — именно сын. Я очень хорошо помню, он был здоровый мальчик, веселый и славный. Он хорошо кушал и быстро рос… Я тогда не пила сок ош, я все помню… Когда его отобрали, вот тогда все и началось. Помню, как приучали. Как доставили к хозяину… я сразу привыкла его звать именно так — хозяин. Помню три года жизни на Гоотро, я была молода и приносила много пользы храму.